На сереньком фоне показались высокие стойки ворот. Самих ворот нет, ограда - проволока на кольях. Отделение МТС, машинно-тракторной станции. Сеялки, веялки, жатки… Пахло ржавым железом, старой прогоркшей смазкой.
Чу! Бензином потянуло!
Он подошел ближе. Спецмашина, за кабиной - цистерна, массивная, толстостенная. Хочешь - ядохимикаты разбрызгивай, хочешь - удобрения. Все, что хочешь, можно. Исключительно практичная вещь.
Он приоткрыл дверцу кабины. Поедем, нет? Мотор завелся сразу, будто ждал. Только - кого?
Дорога тряская, не разгонишься. Он попробовал включить фары. Нет, не вышло. Пустяки, сейчас солнце встанет.
От медленной, почти на ощупь, езды машина скрипела, потрескивала. Старушка, работящая непраздная старушка. Ничего, расходится - удержу не будет. И солнышко краешком показалось.
В зеркале заднего вида - замутненном, со сколотым уголком, показались всадники. Погоня? Могут и догнать, машину в карьер не отправишь, плетется рысью как-нибудь. Могут, но не хотят, держатся поодаль. Пять-шесть, не больше. Не стреляют, зачем свое добро портить, дырявить?
Дорога подобрела, ухабы затянулись, и Петров прибавил скорости. Ходу, ходу, в Староскотинное больше ни ногой. Если повезет.
Дорога шла посреди поля, всадники потерялись в пыли. Начихаются вволю.
Высокое, до свербежа зубов дребезжание стекол перекрыл тяжелый рокот. В груди заныло, защемило. Что за музычка?
Он притормозил, открыл дверцу, выглянул. Над полем завис вертолет - давешний, с красной звездой. Плохо. Шуточки кончились. Одной рукой держа руль, Петров выворачивал зеркало, пытаясь поймать отражение вертолета. Мотор перегрелся, скоро закипит вода.
Едут и смеются, пряники жуют!
Полоса лесопосадки приближалась, но вертолет рос на глазах, вздувался, вспухал. Десять километров и проехали, если спидометр не врет. Четыре девятки выстроились рядом. Знаменательное событие, юбилей. Сейчас откроется счет второй тысячи километров. Всего второй.
Машина подъехала к проходу в посадке и, чуть запоздав, полыхнуло вверху. СНРС. Самонаводящийся реактивный снаряд.
Петров выпрыгнул из кабины, сжавшись, ничего наружу не торчит, но земля твердая, что рашпиль, я колобок, колобок, рядом грохнуло, сквозь зажмуренные глаза коротко вспыхнуло, а дальше - тьма.
6
Милостивые государи и государыни!
Мое сегодняшнее сообщение целиком и полностью посвящено одной единственной теме - судьбе проекта Опытная Делянка.
Немного истории. Появление атомного оружия поставило перед правительством нашей страны вопрос: что будет с ним, правительством, после взрыва, когда, переждав положенный срок, члены выберутся на поверхность? Кто и как встретит их? Сохранится ли общественная иерархия, или их ждет неуправляемая одичавшая стая? Согласитесь, обидно решительным ударом сокрушить противника, а в награду остатки своего же народа вдруг забросают камнями или, того хуже, съедят? Стоит ли затеваться, кровь проливать?
Сценарии теоретиков не внушали доверия взыскательным заказчикам: они знали истинную цену исполнителям, их стремление угадать желаемый результат и подогнать ответ. Критерием истины признан опыт, его решили поставить, так и родилась Опытная Делянка.
Порожденная атомным проектом, она зажила своей, особой жизнью, представляя собой секрет секретов, знание которого было знаком доверия исключительного, как мера наказания.
Место подобрали без труда - в стране практически отсутствовали, да и по сей день отсутствуют правдивые крупномасштабные карты местности, обладание же топографической картой расценивалось как тягчайшее государственное преступление. Огромные площади вообще не показывались на картах, искажения практиковались повсеместно с целью введения в заблуждение вероятных противников, шпионов и диверсантов. Порой нежданную выгоду получал и народ - колхозы распахивали неучтенные площади, чем и кормились. Но это так, к слову.
Опытную Делянку наметили разбить в тогда еще Меньжинской области. Среднерусская полоса, плодородие почв и климат близки к Подмосковью. Район вокруг Делянки пропололи, часть жителей по оргнабору вывезли на стройки, другим просто дали паспорта и отпустили в город счастья искать, третьих сослали, четвертых посадили, пятых… Предлог для выселения нашли простой - великая стройка. То ли завод секретный вырастет, то ли море рукотворное.
Село, особенно село сороковых-пятидесятых годов - тот же трудовой лагерь. Работы много, тяжелой, изматывающей, дисциплина казарменная, выходной - слово неизвестное, и что происходит за двадцать-тридцать километров, никого особенно не интересует. Не до того.
Заселили Делянку простым проверенным способом: похватали крестьян семьями из Московской, Тульской, Калининской областей, за анекдоты, недоперевыполнение трудодней, кулацкие настроения, проживание под немцем, да и просто так - контингент требовался среднестатистический и состоять должен был в основном из законопослушных граждан. Объявили амнистию, лагеря заменили коротенькой ссылкой, да не в Сибирь, не в Казахстан, а рядышком, поблизости. Наверное, радовались мужики, что отделались испугом - привезли не на голое место, а почти домой, колхоз, он и везде колхоз. Через месяц, перезнакомясь и пообвыкнув, и не смогли бы, поди, сказать, отличается ли новая жизнь от старой хоть чем-нибудь. Разве что письма к ним не доходят, так и не пишут их, верно, кто же пишет осужденным?
Наблюдения за Делянкой осуществлялись как изнутри, штатными и нештатными сотрудниками органов, так и снаружи - наезжавшими уполномоченными и прочим начальствующим людом, а в действительности - кадрами проекта.
Бомба, взорванная над Делянкой, относилась к маломощным, порядка трех килотонн. В областном Коммунаре появилась обширная статья о необузданных силах природы - смерчах, тайфунах, грозах и ураганах. В селах близ Делянки - то есть на удалении тридцати километров, кое-где повылетали стекла - и только.
Самой Делянке повезло меньше. Предупрежденные воздушной тревогой - время-то суровое, послевоенное, - люди попрятались по погребам и щелям, но из полутора тысяч уцелело около трехсот, из них половина скончалась в первые недели после взрыва. Наземный, он вызвал радиоактивное заражение в эпицентре. Было объявлено, что началась новая война - страны НАТО развязали неспровоцированную агрессию. Никто не удивился.
В связи с военным временем срок ссылки продлевался на неопределенное время, вводился новый режим работы, ужесточились наказания. Сверху пришла помощь, уцелевших больных вывезли на госпитальную базу.
Люди не бунтовали и не дичали. Ведомые активом (разумеется, не знавшим, что идет не война, а эксперимент), они отстроились и продолжали работать - теперь уже совсем без отдыха, без денег, без просвета - война же. Обладание любой радиодеталью каралось по законам военного времени, общность казарменного быта исключала возможность создания простейшего детекторного приемника - все было на виду. Изредка завозимые газеты и листовки печатались специально для Делянки,
Изоляция Делянки поддерживалась рядом мер. Объявленная запретной зоной, окруженная постами, не знающими, что охраняют, ракетный полигон или госдачу, она находилась в сети информаторов. Пасечники, пенсионеры жили у исчезающих дорог и о каждом случайном путнике сообщали отрядам-чистильщикам, и те без сантиментов решали проблему. На путника нападала банда - и, избитый, раздетый, тот поворачивал назад - если зашел недалеко. Если далеко - не возвращался. За сорок лет с момента взрыва удалось отыскать семьдесят четыре заявления о пропавших без вести, осевших в архивах областной прокуратуры, которые можно предположительно записать за Делянкой. С годами нравы смягчились, и настырных путешественников обычно поили водичкой с добавкой дизентерийного токсина, после чего путешествие оканчивалось в инфекционном стационаре.