Пауза.
Майкл. Я боюсь вас ничуть не больше, чем их.
Эдвард. Английский характер! Послушаем во славу…
Майкл. Я не шучу. Я вас не боюсь.
Адам. Он не боится тебя, Эдвард.
Эдвард. Он не боится тебя, Адам.
Адам. Он не боится ничего.
Эдвард. Ничего.
Майкл. В этом чудовищном положении.
Эдвард. В этом чудовищном положении.
Майкл. В котором мы оказались.
Эдвард. В котором мы оказались.
Майкл. Я решительно не понимаю, как издевательства надо мной.
Эдвард. Я решительно не понимаю.
Майкл. Могут каким–либо образом облегчить.
Эдвард. Облегчить. облегчить. облегчить. облегчить. облегчить.
Майкл. Вы хотите, чтобы я признал, что боюсь вас?
Пауза.
Вы этого от меня хотите?
Пауза.
Это что, каким–то извращённым способом поможет вам самим меньше бояться, потому что вы оба очень боитесь, и я нахожу совершенно омерзительным, что вы вместе ополчились против меня по единственной причине поддержать друг друга в борьбе против них. Мы здесь все вместе. Не забывайте. Пропаду я — пропадёте и вы.
Пауза.
Адам. Снимай кино.
Эдвард. В Ливане в одной камере сидели три дурака. Англичанин, ирландец и американец. Почему они в камере — никто не знает, а почему в Ливане — даже сами они не знают.
Адам. Американца поймали первым. Пока он сидел один, он боялся сойти с ума.
Эдвард. Ирландца поймали вторым. Он сошёл бы с ума без американца. К этим двум дуракам садят третьего дурака, англичанина.
Майкл. Англичанин не знал, что пребывание в камере в Ливане сводило тех двоих с ума. Произошедшее с ним похищение представляется ему настоящим безумием, и он старается не потерять голову вопреки жестоким провокациям…
Эдвард. Не дав себя запугать, он вселил в них уверенность, что они не сошли с ума.
Адам. И по–своему, насколько возможно, они благодарны ему за это.
Пауза.
Майкл. Вы оба такого страху на меня нагоняете.
Эдвард. Вот и англичане на меня всегда нагоняют страху. А уж чёртовы американцы… Майкл. Да, они вообще все чокнутые.
Эдвард. Можешь себе представить, каково было сидеть здесь с этим янки.
Майкл. Да, неспокойно, должно быть.
Адам. Это что ещё за хрень?
Майкл. Перестать бы нам сквернословить. С тех пор, как я с вами, моя речь стала хуже некуда. Я в самом деле считаю, что мы им уступаем, когда позволяем себе опускаться до вульгарности — нет, веду себя, как ханжа. Прошу прощения.
Пауза.
Ещё я хотел бы сказать, что считаю фильм Ричарда Аттенборо очень хорошим. Он провёл больше двадцати лет, создавая «Ганди», и это признание его порядочных, продуманных и достойных уважения политических взглядов.
Майкл. Что?
Адам. Чёрт.
Майкл. Ну да, он немного затянут, этот «Ганди».
Пауза.
Адам. Интересно, что сделал бы Сэм Пекинпа с жизнью Ганди?
Эдвард. Ганди бы застрелили в самом начале.
Майкл. Вообще–то, в фильме Ричарда Аттенборо Ганди застрелили в самом начале. Эдвард. Точно?
Майкл. Да.
Пауза.
А в Ливане водятся стервятники?
Адам. В смысле?
Майкл. Ну, в фильме, где стервятники пожирают Мадонну, это может произойти в Ливане?
Пауза.
Шутка не удалась.
Пауза.
Знаете, стервятники весьма опасные создания. Я не очень разбираюсь в их пищевых привычках, но однажды я слышал по радио удивительное описание…
Адам. Майкл, я — Сэм Пекинпа. Это пистолет.
Целится пальцем в Майкла.
Ты покойник.
Стреляет в Майкла.
Эдвард. Какая бессмысленная человеческая потеря.
Майкл. Как думаете, мы выберемся когда–нибудь отсюда?
Пауза.
Какая им может быть выгода держать нас в заложниках?
Пауза.
Моя мама не очень здорова. Она будет беспокоиться обо мне. Как думаете, они хотя бы сообщат ей, что я жив? Я понимаю, это, наверное, не слишком разумно — беспокоиться о матери, когда мы в том положении, в котором оказались, но я беспокоюсь, я очень беспокоюсь — я просто хотел бы знать, сказали они маме, чтобы не беспокоилась…