Через минуту, однако, он обратил внимание на время, сразу сделался серьезным и сказал:
– Друзья, я обещал присоединиться к одной компании... Но совсем не хотел бы расставаться с вами. Предлагаю продолжить вечер за ужином и, заодно, познакомить вас с моими приятелями. Поверьте на слово, это весьма необычные люди, и я уверен, что вам будет интересно.
* * *
Пока они были в мастерской, декорации поменялись – дождь прекратился, небо посветлело, а вскоре вместо помпезных улиц их глазам предстал почти пасторальный пейзаж Грюнвальда – старого района города, в котором массивные фамильные особняки, чудом незатронутые событиями двадцатого века, чередовались с небольшими кирпичными домами под черепичными крышами. Мимо подстриженных с немецкой аккуратностью лужаек по вылизанной мощеной улице они подъехали к «Шлёссотелю», напоминавшему то ли несколько фривольный замок, то ли весьма строгий дворец.
Выходя из лимузина, Сэнди думала о том, как неожиданно складывался день. Непонятно, в какой связи вспомнились вдруг слова ее отца, которыми он отреагировал на ее желание попробовать пожить самостоятельно: «Жизнь предлагает варианты. Ты выбираешь. Что берешь – то и получаешь». Они так и не стали ее девизом, но странным образом поддерживали в решающие моменты.
Внутри отель еще больше походил на старинный замок. Высоченные расписанные потолки не подавляли, а создавали атмосферу торжественности; огонь в камине и приглушенная игра пианиста дарили ощущение домашнего уюта и то сочетание европейской расслабленности и изысканности, которое почти не встречается в Америке.
– Необъяснимо, почему мы, как заведенные все селимся в таких монстрах, как «Адлон» или парижский «Ритц», – сказал Артур, с явным удовольствием оглядываясь вокруг. – Есть же, оказывается, люди, которые относятся к себе с симпатией и выбирают такие места.
Эдуардо уверенно направился вверх по массивной дубовой лестнице, и Артур с Сэнди последовали за ним.
– Вы увидите, они немножко странные… Впрочем, как и все увлеченные своим делом люди, – предупредил художник.
Они поднялись на второй этаж и еще издали услышали возбужденные голоса, с азартом что-то обсуждавшие. Эхо разносило и усиливало звуки так, что казалось, будто здесь собралось многочисленное общество, но за массивной дверью было всего три человека, настолько поглощенных спором, что поначалу они не обратили внимания на вошедших.
Двое мужчин и молодая женщина сидели в библиотеке, отделанной темным деревом, за массивным столом, заваленным в беспорядке книгами, картами, работающими ноутбуками, чашками с кофе и пепельницами. Девушка с великолепной копной вьющихся темных волос не отрывала глаз от светящегося монитора, а ее руки, жившие, казалось, отдельно от тела, что-то искали в ворохе бумаг. Крупный мужчина в очках, сидящий рядом, рассматривал толстенный каталог с изображением золотых предметов, периодически сверяясь с компьютером и одновременно ведя оживленную дискуссию на французском языке с обоими собеседниками. Третий – мужчина с седеющей шевелюрой, откинувшись в кресле, с наслаждением курил. Он-то первый и поприветствовал гостей, помахав рукой Эдуардо и кивнув головой Артуру и Сэнди.
– Эдуардо, мы, кажется, нашли золотую иголку в этом стогу! – сообщил он.
– Подожди, Лео, я представлю вас друзьям, а потом вы нам все расскажете.
Эдуардо взмахнул руками, как фокусник, который вот-вот достанет из шляпы белого кролика:
– Артур Кемерон – человек, который сегодня поддержал современное искусство…
– Не без выгоды для себя самого, – улыбнулся Артур.
– Не буду скромничать – это была выгодная инвестиция! – согласился художник, приобнимая Сэнди и выдвигая ее слегка вперед: – Мой хороший друг, спасший от безвестности множество непризнанных гениев, владелица самой перспективной художественной галереи в Америке –Сэнди.
Потом Эдуардо подошел к столу и развел руками:
– А это мои самые необычные знакомые – они занимаются непостижимыми в наш прозаический век вещами. Но об этом они расскажут сами.
Те, о ком шла речь, переглянулись между собой.
– Мрачный тип, что важно смотрит на вас из-под очков – профессор археологии Саймон Дикселль, из Брюсселя. Самый уравновешенный в этой компании. Если вдруг голова пойдет кругом – обратитесь к нему, и он мигом поставит ее на место.
– Только на себе не показывай, Эдуардо, – посоветовал профессор.
– Очаровательная Николь, – продолжал, не обратив на это внимания, художник, – обладает уникальным даром видеть новое и чудесное буквально во всем. И, наконец, бонвиван, развалившийся в кресле, – Леонард Гратовски, историк, культуролог и космополит. Можете называть его Лео, он не обидится.
– Нет, – произнес мужчина, гася окурок в пепельнице, – не обижусь. Как мы все-таки тебя выносим, Эдуардо?
– Лео курит столько, что непонятно, как он при этом умудряется еще больше всех разговаривать.
– Это и есть самая загадочная для всех нас тайна в истории человечества, – заметил, складывая бумаги, тот, кого представили археологом. – Объяснение в том, что время от времени он передвигается к чистым пепельницам, как Кролик на безумном чаепитии. Поэтому кажется, что мы все тут заядлые курильщики.
В качестве доказательства он сдвинул все пепельницы в центр стола и мгновенно опроверг собственное замечание, достав из-под компьютера пачку с табаком, и с крайне довольным видом начав сворачивать самокрутку.
Сэнди невольно улыбнулась, почувствовав симпатию к этим незнакомым людям, подтрунивающим друг над другом. Они, видимо, знали причуды каждого и прощали ему их, как это делают в счастливых семьях. Ей нравилось иногда, познакомившись с новым человеком или посмотрев начало фильма, попытаться додумать продолжение или просто угадать характер. Это было таким забавным развлечением, что она не могла отказаться от своей привычки. Вот и теперь она сразу же представила, что Лео и Саймон давно и тайно влюблены в Николь, а она испытывает ответные чувства лишь к одному из них, но их всех связывает нерушимая дружба, которая делает роман невозможным.
– Эдуардо, если ты закончил с формальностями, лучше спуститься вниз и перекусить, – Николь кивнула в сторону Саймона и Леонарда и добавила: – Лучше периодически их кормить. Иначе они становятся неуправляемы.
Изысканный ужин, искрящиеся бокалы с изумительным вином, мерцание свечей и огня в камине – все это только усиливало атмосферу старинного фамильного особняка, так контрастирующего с шумным центром Берлина. Немногословный Саймон, ироничный Лео, и спокойная, приветливая Николь, а в особенности сидящий рядом Артур – пожалуй, это была лучшая компания для такого ужина.
Конечно, говорили о Берлине и о современном искусстве, но в такой компании это не напоминало ритуальные светские сплетни, а было действительно интересно, потому что каждый хорошо знал предмет разговора и мог судить о нем, не повторяя расхожих стереотипов. Сэнди, заинтригованная тем, как Эдуардо представил новых знакомых, пыталась раза два выяснить, чем же они занимаются, но Лео отшучивался, говоря, что вернее всего назвать их архивными крысами, не вылезающими из пыльных хранилищ старых бумажек. Впрочем, Саймон не согласился с этим, сказав, что он, скорее – землекоп, копающийся в подвалах сгнивших строений. Такая скрытность не только не удовлетворяла, но, скорее, разжигала интерес.
– Друзья, – сказал, наконец, Эдуардо, – давно известно, что скромность украшает человека, если у него нет других достоинств. Чего о вас не скажешь. К тому же, если вы будете продолжать в том же духе, мне будет неудобно перед Сэнди и Артуром, которые решат, что, обещав познакомить их с интересными людьми, я обвел их вокруг пальца.
Не отрываясь от десерта, Лео исподлобья взглянул на Саймона, и от глаз Сэнди не укрылось, как Саймон коротко кивнул ему в ответ. Гратовски не спеша сделал глоток кофе и, закурив очередную сигарету, произнес: