Выйдя из самолета, она сделала глубокий вдох, пробуя на вкус казавшийся летним после прохладной Европы воздух, и прикрыла глаза. Казалось, что в этот воздух подмешали ароматы цветов и специй.
Николь обменялась с Сэнди понимающей улыбкой. Глаза у нее светились азартом, и Сэнди подумала, что то же самое сейчас, вероятно, читается в ее собственных.
Неторопливый араб лениво проверял их паспорта, и ей казалось, что он делает это непереносимо медленно.
Николь, словно уловив ее мысли, улыбнулась:
– Здесь не бывает пробок на дорогах и стрессов. Зачем ему куда-то спешить в этой жизни?
Офицер, наконец, вернул документы и, проводив девушек бесстрастным взглядом, принялся играть в извлеченные из-под стола миниатюрные нарды.
Их встречал Мэттью. Он улыбался, но глаза его при этом, как показалось Сэнди, оставались безразличными.
– Как долетели?
Слух Сэнди вновь резануло британское произношение. Уоллис говорил, на первый взгляд, на ее родном языке, но в то же время, звуки были непривычны, а слова казались незнакомыми.
– Спасибо, замечательно, – ответила Николь. – Какие новости?
– Завтра назначена встреча с аль-Пизари, – объявил Мэттью. – Он, похоже, довольно хорошо осведомлен об истории семьи. И это вселяет некоторые надежды… Я остановился в самом центре старого города, в рияде. Когда-то это был дворец, принадлежавший знатному марокканскому роду. Теперь он принадлежит французской супружеской паре, перебравшейся сюда несколько лет назад, – объяснял англичанин, пока молчаливый водитель загружал вещи в багажник древнего Мерседеса.
Всю дорогу до рияда ехали почти молча, не отрываясь разглядывая из окна автомобиля похожие на театральное представление картины жизни необычного города. Суета арабских улиц притягивала взгляд и обескураживала. Множество людей, одетых в длинные одежды с капюшонами, старых машин, запряженных в повозки ослов, розоватые фасады глинобитных зданий, силуэты возвышающихся над этой сутолокой минаретов – все это слилось в единую картинку цивилизации, настолько иной, что, казалось, ты смотришь фантастическое кино о другой планете.
Наконец, машина въехала в ворота старого города, широкие проспекты Гелиза сменились узкими улочками Медины, а чуть дальше машину пришлось оставить: самый крупногабаритный транспорт, который мог проехать по этому лабиринту – мотороллер. И они один за другим сновали по закоулкам, удивительным образом умудряясь не сбивать прохожих. Мгновенно из узкого переулка материализовался пожилой араб с беззубой улыбкой:
– Багаж сюда, пожалуйста! – выговорил он на чудовищном французском и показал на разбитую двухколесную тележку с длинными ручками.
– Рияд Си Саид, – сказал Мэттью, как только вещи были загружены.
Носильщик с неожиданной ловкостью развернул груженую телегу и бегом скрылся в темноте улицы.
– А он точно отвезет вещи куда надо? – с опаской поинтересовалась Сэнди.
– Да, у них тут этот бизнес хорошо отлажен, – улыбнулся Мэттью.
Действительно, багаж уже дожидался их, когда через пять минут блуждания по лабиринту переулков они подошли к массивной деревянной двери в глинобитной стене.
– Прошу вас, – Мэттью несколько театрально распахнул дверь и пропустил своих спутниц во внутренний дворик.
Рияд воплощал мечты европейцев о мифическом Востоке: полы, выложенные каменной мозаикой, расписные стены и потолки, внутренний дворик с фонтаном и пальмами, стрельчатые арки, за которыми открываются внутренние покои, кованые масляные лампы, резная мебель черного дерева.
Гостей встретила хозяйка дома, немолодая славная француженка Флоранс. За ней по пятам ходили два холеных кота, которые внимательно и безмолвно с ног до головы оглядели приехавших.
Комнаты оказались просторными и одновременно уютными. Сквозь ажурные решетки на окнах был виден внутренний дворик. На полу лежал бордовый ковер ручной работы. На тумбочке возле кровати дожидался кувшин домашнего шербета. Сэнди медленно обошла комнату, рассматривая каждую деталь, дотрагиваясь до окружавших ее предметов, чтобы ощутить их реальность.
Через полчаса, когда вещи были распакованы и разложены по местам, они собрались в гостиной, где Флоранс накрыла легкий домашний обед. Устроившись на низких диванах, Николь и Сэнди рассказали англичанину обо всем, что случилось в Париже и Камарге. Мэттью слушал чрезвычайно внимательно, но оставался бесстрастным на протяжении всего разговора. За это время почти стемнело – чем ближе к экватору, тем раньше опускаются сумерки. Стало прохладнее, и решено было, пользуясь свободным вечером, пройтись по городу. Мэттью вызвался взять на себя роль гида.
В африканских странах настоящая жизнь просыпается с приходом сумерек. В темноте, местами размытой желтоватым светом фонарей, переулки Медины выглядели еще более сюрреалистическими, чем днем. Через несколько минут, пройдя по извилистому коридору узких улиц, компания оказалась на многолюдной освещенной площади.
Центральная площадь Марракеша, Джемаа-эль-Фна – больше, чем традиционный восточный базар. Это целый неповторимый мир, где царит какофония событий, звуков, цветов, запахов. Только что тебя обволакивали ароматы благовоний, и вдруг острый запах жарящегося в специях мяса щекочет обоняние. Тут же, едва не задев тебя, старый араб толкает перед собой деревянную тележку, доверху заполненную свежесрезанной мятой. Все запахи смешиваются, накладываются один на другой, и вскоре становятся почти осязаемыми. Подсвеченные керосиновыми лампами, фрукты на прилавках начинают казаться слепленными из цветного воска – как натюрморт, нарисованный художником с болезненным восприятием света и тени. В двух шагах от прилавков акробаты выстраивают живую пирамиду из смуглых мускулистых тел; укутанные в пестрые ткани берберские женщины торгуют магическими снадобьями и предсказывают судьбы; водоносы с огромными шляпами на головах расхаживают, оповещая о приближении источника живительной влаги закрепленными на одежде колокольчиками; рисовальщицы хной за небольшую плату готовы превратить руки девушек в полотна для своих узоров – от запястья до ногтей кисти чернеют прямо на глазах, покрываясь плотной паутиной замысловатого орнамента.
В центре небольшой группы зрителей заклинатель змей выдувал из магического рожка заунывную мелодию, и шершавая спина королевской кобры мерно покачивалась ей в такт, вселяя одновременно ужас и восхищение.
– Я где-то читала, что змеи абсолютно глухи, – сказала Сэнди. – Почему они так реагируют на флейту?
– Это действительно весьма любопытно, – ответил Мэттью. – Змеи воспринимают звук всем телом, различая длину волны. По всей видимости, заклинатель подбирает набор звуковых последовательностей, который вызывает определенный резонанс в теле змеи. Полагаю, именно это ввергает ее в транс.
Недалеко от заклинателя змей огромный детина с эбонитовой кожей держал на плечах питона лимонного цвета, стоя босиком на битом стекле. Сэнди подошла ближе, двухметрового роста негр улыбнулся ей открытой белоснежной улыбкой и протянул питона. Вместо того чтобы упасть в обморок или отпрянуть, Сэнди неожиданно для себя погладила змею. Кожа питона была упругой и теплой.
В нескольких шагах от них еще одна группа людей внимала очередной легенде темнокожего старика-сказителя.
– Смотри, как слушают, – сказала Сэнди, обернувшись к Николь. – Должно быть, он рассказывает что-то потрясающе интересное.
– Жаль только, что на арабском, – ответила Николь, пытаясь пробраться сквозь толпу.
Джемаа-эль-Фна затягивает попавшего сюда магией отдельной, ни на что не похожей вселенной. Здесь едят, поют, дерутся, танцуют, воруют и торгуют – всем на свете. Здесь в любое время суток можно купить ковер, экзотические одежды, специи, масла, фрукты, антиквариат или что-то очень похожее на него. Здесь можно узнать свою судьбу у многочисленных гадалок – по линиям руки, по картам, а если угодно – по ракушкам каури. Кто бы ни подошел к старухе, она пообещает любви, долгой жизни и богатства. И все же поток желающих приоткрыть завесу будущего не иссякает.