– Интуиция подсказывает мне, – сказал доктор Фелл, потирая лоб, – что необходимо выяснить, какие чувства испытывают и как на все это реагируют другие люди… если, конечно, они люди. Нам следует немедленно побеседовать с мисс Фей Ситон.
Не было необходимости идти и искать ее. Фей, в том же платье, какое было на ней вечером, шла к ним. В неверном свете Майлсу показалось, что, вопреки своему обыкновению, она очень ярко накрасила губы. Ее бледное лицо – совершенно спокойное сейчас – плыло к ним.
– Мадам, – сказал доктор Фелл, и в раскатах его голоса было что-то странное, – добрый вечер.
– Добрый вечер. – Фей резко остановилась. – Вы?…
– Мисс Ситон, – представил его Майлс, – это мой старый друг доктор Гидеон Фелл.
– О, доктор Гидеон Фелл!… – Она на мгновение замолчала, а потом заговорила несколько иным тоном: – Это вы поймали убийцу в деле о шести кубках? И человека, отравившего уйму людей в Содбери-Кросс?
– Ну!… – Доктор Фелл казался смущенным. – Я старый недотепа, мадам, обладающий, правда, кое-каким опытом по части преступлений…
Фей повернулась к Майлсу.
– Я… хотела сказать вам, – ее голос звучал, как всегда, нежно и искренне, – что вела себя неподобающим образом. Я сожалею об этом. Я была… очень расстроена. Я даже не выразила вам сочувствия по поводу того, что произошло с бедной Марион. Могу ли я хоть чем-нибудь помочь?
Она нерешительно направилась к дверям спальни Марион, но Майлс прикоснулся к ее руке:
– Вам лучше туда не входить. Профессор Риго сейчас выступает в роли врача. Он никого не пускает в комнату.
Последовала небольшая пауза.
– Как… как она?
– Риго считает, что ей немного лучше, – сказал доктор Фелл. – И возникает проблема, которую я хотел бы с вами обсудить, мадам. – Он взял с подоконника трубку. – Если мисс Хэммонд оправится, то полицию, разумеется, мы оповещать не будем.
– Разве?… – пробормотала Фей. Она стояла в призрачном лунном свете в этом коридоре у двери спальни, и на ее губах появилась улыбка, вселявшая в душу страх.
В голосе доктора Фелла появились пронзительные нотки:
– А вы считаете, что полицию следует поставить в известность, мадам?
Эта жуткая улыбка, делавшая рот похожим на кровавую рану, исчезла, а вместе с ней и остекленевший взгляд.
– Я так сказала? Как глупо с моей стороны. Должно быть, я думала в это время о чем-то другом. Что вы хотите узнать у меня?
– Ну, мадам! Это простая формальность! Поскольку вы, по-видимому, были последним человеком, который общался с Марион перед тем, как она потеряла сознание…
– Я? Господи, почему вы так решили?
Доктор Фелл смотрел на нее, явно озадаченный этими словами.
– Наш друг Хэммонд, – пробормотал он, – рассказал мне, – доктор прочистил горло, – о вашем с ним разговоре в библиотеке сегодня вечером. Вы помните этот разговор?
– Да.
– Около половины двенадцатого Марион Хэммонд вошла в библиотеку и прервала вашу беседу. Очевидно, вы сделали ей какой-то подарок. Мисс Хэммонд сообщила, что у нее тоже есть для вас сюрприз. Она попросила вас пройти в ее комнату, сказав, что присоединится к вам после того, как поговорит с братом. – Доктор Фелл снова прочистил горло. – Вы помните это?
– О да. Конечно!
– Вероятно, вы туда и отправились?
– Как глупо с моей стороны! Разумеется, я так и сделала.
– Прямо в ее комнату?
Внимательно слушавшая его Фей покачала головой:
– Нет. Я решила, что Марион хочет обсудить с мистером Хэммондом… какие-то личные проблемы и что это займет некоторое время. Поэтому я пошла в свою комнату и надела ночную сорочку, халат и шлепанцы. А потом поднялась в комнату Марион.
– Сколько все это заняло времени?
– Возможно, минут десять или пятнадцать. Марион опередила меня.
– Что было потом?
Теперь лунный свет уже не был таким ярким. Ночь пошла на убыль, наступило время, когда смерть настигает больных или проходит мимо. На юге и востоке высились дубы и буки леса, который был старым уже тогда, когда в нем охотился Вильгельм Завоеватель; время покрыло глубокими морщинами их кору. Поднимающийся ветер слегка нарушал ночную тишину. В лунных лучах красный цвет казался серовато-черным, и именно такого цвета были шевелившиеся губы Фей.
– Я подарила Марион, – объяснила Фей, – маленький флакончик французских духов. «Жолие» номер 3.
Доктор Фелл поднес руку к очкам:
– А-а-а. Флакончик с красно-золотой этикеткой, который стоит на ее ночном столике?
– Да… наверное. – Что-то нечеловеческое было в улыбке, снова искривившей ее губы. – Во всяком случае, она поставила его на ночной столик возле лампы. Сама она сидела в кресле.
– А что произошло потом?
– Подарок был очень скромный, но Марион, казалось, чрезвычайно ему обрадовалась. Она дала мне коробку, в которой было чуть ли не четверть фунта шоколадных конфет. Сейчас коробка у меня в комнате.
– А потом?
– Я… не понимаю, каких слов вы ждете от меня. Мы разговаривали. Мне было не по себе. Я ходила по комнате взад и вперед…
Перед мысленным взором Майлса возникла некая картина. Он вспомнил, как несколько часов назад, уже покинув библиотеку, посмотрел на деревья, на которые падал свет из комнаты Марион, и увидел скользнувшую по ним женскую тень.
– Марион спросила меня, почему я веду себя так беспокойно, а я ответила, что сама не знаю. Говорила в основном она, рассказывала о женихе, брате и своих планах на будущее. Лампа стояла на ночном столике – я, верно, уже упоминала об этом? И флакончик духов… Около полуночи она внезапно прервалась и сказала, что нам обеим пора ложиться спать. Тогда и я спустилась в свою комнату. Боюсь, это все, что я могу вам сообщить.
– Вам не показалось, что мисс Хэммонд нервничает или чем-то встревожена?
– О нет!
Доктор Фелл хмыкнул. Опустив в карман погасшую трубку, он осторожно снял очки и с видом художника, прищурившись, стал изучать их, держа на расстоянии нескольких футов от глаз, хотя при таком освещении едва ли мог видеть их. Он дышал с присвистом и пыхтением, ставшими еще заметнее, что являлось признаком глубокого раздумья.
– Вам, разумеется, известно: мисс Хэммонд так испугалась, что чуть не умерла?
– Да. Наверное, это было что-то ужасное.
– Нет ли у вас каких-либо идей относительно того, что могло испугать ее?
– Боюсь, что в данный момент нет.
– В таком случае, – настойчиво продолжал доктор Фелл тем же тоном, – нет ли у вас каких-либо идей относительно не менее загадочной смерти Говарда Брука на крыше башни Генриха Четвертого шесть лет назад? – Прежде чем она успела ответить, доктор Фелл, все еще держа перед собой очки и изучая их с чрезвычайно сосредоточенным видом, прибавил небрежно: – Некоторые люди, мисс Ситон, пишут удивительные письма. В них они сообщают знакомым, находящимся очень далеко от них, то, о чем им и в голову не придет рассказать кому-нибудь из живущих рядом. Возможно, – он громко прочистил горло. – вы замечали это?
Майлсу Хэммонду показалось, что вся атмосфера, в которой проходила беседа, неуловимо изменилась. Снова раздался голос доктора Фелла:
– Вы хорошо плаваете, мадам?
Пауза.
– Довольно хорошо. Но я не решаюсь увлекаться плаванием из-за своего сердца.
– Рискну предположить, мадам, что в случае необходимости вы способны плыть под водой?
Теперь ветер налетал на деревья, шелестя листвой, и Майлс знал, что атмосфера действительно изменилась. Фей Ситон переполняли чувства, возможно, устрашающие, и Майлс явственно ощущал это. Он уже испытал нечто подобное недавно в кухне, когда кипятил там воду. Ему казалось, что невидимая волна затопила коридор. Фей знала. Доктор Фелл знал. Фей приоткрыла рот, и ее зубы блестели в лунном свете.
И в тот момент, когда Фей неловко отпрянула от доктора Фелла, дверь в комнату Марион открылась.
Из комнаты в коридор лился золотистый свет. Жорж Антуан Риго без пиджака стоял в дверном проеме, глядя на них, и, казалось, находился на грани нервного истощения.