— Так точно, товарищ капитан!.. Понял, товарищ капитан!
Петренко крепко взял Садыкова за грудки и, выволочив из-за тумбочки, отшвырнул в сторону входной двери. Но тот в дверь не попал, а врезался всем телом в косяк. Нестерпимая боль от раздавленных фурункулов на спине и ниже, образовавшихся от постоянной грязи, холода и плохого питания, заставила его, держась обеими руками за косяк, широко раскрыв рот, с побелевшими глазами медленно оседать на пол. А иначе быть бы злой драке с поножовщиной, ведь и Садыков не лыком шит! Недаром его поцеловала смущенная Фатима после того, как на аульском празднике он исполнил танец Орла. Да и не даром учил Садыкова всяким запрещенным в обычной драке приемам его двоюродный брат, прошедший Афган. Но сейчас драки не будет. Может быть, позже. Петренко, презрительно покосившись на Садыкова, прошел в расположение взвода. Вспыхнул бьющий по глазам свет. Раздался зычный рык сержанта, способный разбудить и мертвого:
— Взвод, подъем! Боевая тревога! С личным оружием и индивидуальными средствами защиты строиться у входа в казарму. Посыльный — за командиром взвода!
Через пять минут последний расхристанный салага в не застегнутой гимнастерке, с волочащимися портянками, одной рукой поддерживая сползающие штаны, а другой таща автомат, сумку с противогазом и другую — с ОЗК да еще вещмешок со всякими позвякивающими железяками, подгоняемый дедами, скатился по ступенькам в непроглядную рань под продолжающий сеяться с низкого неба мелкий занудный дождик.
Последним встал в строй, едва волоча заплетающиеся ноги, Садыков. Дежурный с дневальными были сняты с наряда, а их место заняли соседи с верхнего этажа — сержант и солдаты зенитно-ракетного дивизиона. Петренко одернул запоздавшего подчиненного:
— Ты чего ползешь, как вошь?! Что с вами случимши, вы, кажется, заболемши?.. Ну, так я тебя потом, будет время, вылечу! — И скомандовал, встречая подошедшего командира взвода: — Смирно! Товарищ лейтенант, взвод химической защиты по тревоге построен в полном составе!
Лейтенант Ермолаев, поднятый ни свет ни заря из теплой супружеской постели, злой и не выспавшийся, отбывающий постылую двухлетнюю повинность по окончании столичного института химического машиностроения, только махнул рукой и застыл, скорчившись, на правом фланге взвода, как бы разглядывая под ногами мокрый асфальт, лоснящийся в свете фонарей, поминутно сплевывая горечь, из-за паскудного состояния обильно возникающую во рту. Все похабно: и очередной скандал с женой, бывшей однокурсницей, все рвущейся уехать к матери до конца службы; и очередной проигрыш в преферанс, правда, в абсолютном выражении не слишком великий, но когда на одной ловленной в прикупе приходит марьяж, да еще на горбылях всучивают пять взяток, поневоле становится обидно; и местный «сучок», гордо именуемый «Посольской водкой», хуже всякой отравы; да и вообще…
Но долго растравливать себя лейтенанту не дали. Из штаба вышел командир части, щуплый худощавый полковник Преображенский, получивший Красную Звезду за Афган, слегка прихрамывающий после ранения на левую ногу, в сопровождении какого-то подполковника с малиновыми общевойсковыми петлицами. Следом за ними выполз из штаба заместитель командира части по технике подполковник Перепелкин, но так и застыл на крыльце, держась за поручни.
— Лейтенанта Ермолаева — к командиру! — заорал дежурный по части, хотя между ними было не более пятнадцати метров.
Ермолаев, изображая прыть и служебное рвение, подбежал к командиру и, коряво взяв под козырек, запинаясь, доложил, что взвод по тревоге построен в полном составе.
Командир представил Ермолаеву незнакомого офицера:
— Подполковник Клишев, представитель штаба округа. Он поставит задачу. Выполнить все точно и в срок. А мы с зампотехом будем сопровождать вас и проконтролируем.
Подполковник отозвал лейтенанта в сторону, отдавая тому приказания. Между тем ропот и волнение пошли среди «химдымовцев». Сразу же по строю прошелестел шепоток: «Икс-два». Слухи об этом таинственном веществе давно будоражили умы солдат. Отвечая на расспросы любопытствующих дедов о десяти дюралевых бочках с такой маркировкой, недавно привезенных откуда-то на их склад, взводный писарь всезнайка Севостьянов заверял, что «икс-два» является жутко засекреченным бактериологическим оружием последнего поколения, временно складированным на территории части для дальнейшей отправки вглубь страны. Кто знает, откуда всеведающий Севостьянов получил такую информацию, но обычно предоставляемые им сведения отличались точностью и четкостью. Недаром же он водил дружбу со штабными писарями.
В это время к выходу с плаца подошел командирский «уазик», а со стороны контрольно-пропускного пункта подрули задрипанный «Жигуль» и остановился за командирской машиной.
Петренко вполголоса сказал Севостьянову, стоящему рядом:
— Чует мой хохляцкий нос, что будут у нас сегодня приключения. Ты слышишь, как работает мотор у «Жигуленка»? Нет? А я вот слышу. Мой братан калымил по разным машинам, так он по звуку мотора определял, что за марка, в каком состоянии движок, за сколько он может толкнуть ее знатоку и сколько сдерет с лоха. Он и меня часто таскал с собой, так что и я кой-чего нахватался. А у этой машины такой движок, какого я никогда не слышал. Что-то необычное. Да и не пойму, на чем он работает. Чуешь, запашок какой-то странный сюда доносится по ветру? Я так вот не знаю, что это за горючка. Так что машина только притворяется обычной. А все необычное далеко от нас и может доставлять ба-а-льшие неприятности.
Клишев кивнул Ермолаеву и направился через плац, к своей машине.
— Разговорчики в строю! — охладил лейтенант не в меру расшумевшихся подчиненных. — В парк боевых машин — бегом марш!
В начале шестого крытый КамАЗ (завести удалось только один) вместе с ЗИЛом-хлебовозкой, разбрызгивая грязь, подкатили к воротам складов. Через пятнадцать минут ругани и препирательств с заведующим складами и начальником караула (пришлось подъехать даже командиру части) машины въехали на тесный складской двор и направились к дальним ангарам, упирающимся в трехметровый бетонный забор с колючей проволокой поверху.
Ермолаев скомандовал: «Газы!», и облачившийся после толкотни и бестолковщины в ОЗК и противогазы «химдым» стал походить на инопланетный десант, почтивший своим визитом в это хмурое апрельское утро ничем не примечательную на первый взгляд войсковую часть. Обычные коробки противогазов заменили на круглые с красной маркировкой, доставленные со склада НЗ, что заставило покрыться холодным потом даже видавших виды дедов. Эх, прав был всезнайка Севостьянов! Дело приобретало серьезный оборот, и инопланетный десант был растерян и напуган.
Выяснилось, что оба погрузчика-электрокара, приписанные к складам, раздолбаны вдрызг и восстановлению не подлежат, все силовые провода под корень срезаны, и оболочка, ранее покрывавшая кабели со свинцовой оплеткой и медными жилами, кучей свалена в углу. Аккумуляторы разбиты вдребезги, здесь же на треноге приспособлен солдатский суповой бачок, в котором из свинцовых электролитных пластин с помощью паяльной лампы выплавлялся свинец. Были сняты даже все колеса, скорее всего пошедшие на обустройство разнообразной самодвижущейся и движимой мускульной силой садово-огородной техники на полях так называемых фермеров, дачников, владельцев участков в товариществе «Заря-2» и так далее. Умельцев сейчас развелось хоть пруд пруди! Есть и спрос, и предложение. Рынок!
Увидев такое, командир части начал судорожно хвататься за бок, будто вспомнив по фильмам, что там должен находиться маузер, но, приметив вошедшего в ангар и прислонившегося к створке ворот Перепелкина, визгливо заорал:
— Кто должен ежемесячно проверять состояние техники?! Ты же вчера на подпись акт о проверке приносил! Так немедленно восстановить все! Хоть продай последние портки своей Нинки! Ну что лупаешь глазами, сучий потрох?!
Тут командир был, конечно, не прав. Глаза у Перепелкина были не собачьи, а обычные поросячьи. Да и весь он был похож на гормонного поросенка с носиком-пипкой посреди широкого лица с маленькими мутными глазками, окруженными белесыми, едва заметными ресницами.