— Грузи вручную, — буркнул он Ермолаеву и вышел из ангара. Если будет ЧП, то ни к чему командиру быть свидетелем.
Клишев подошел к лейтенанту.
— Бочки «икс-два» грузите в КамАЗ, а вот с такой маркировкой, — и он что-то прошептал на ухо Ермолаеву, — в хлебовозку.
Что было делать молодому лейтенанту? После пятиминутного поиска были найдены прочные доски для закатывания бочек в кузов (вопреки расхожей армейской шутке: «Круглое толкать, квадратное катить», как никак командир взвода имел высшее техническое образование). Давая последние инструкции, Ермолаев задал вопрос, казавшийся ему риторическим:
— Нет больных? Все могут работать?
– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — подал робкий голос щуплый рядовой первого года службы Аюпов. — У меня привычный вывих плеча. Я вам уже говорил, и справка медицинская есть.
– Засунь свою справку знаешь куда, сачок! — не сдержался лейтенант, доведенный по ходу дела почти до истерики. — На физо на перекладине висел — и сейчас не развалишься. Знаешь армейский закон: не можешь — научим, не хочешь — заставим! Надеть противогазы! Четверо — в кузов, ставить по пять бочек в ряд, остальным подкатывать бочки. Ну, за работу!
Вопреки тревожным ожиданиям Ермолаева, погрузка была закончена без происшествий и в срок, о чем он доложил командиру части. Автоколонна, состоящая из «уазика» командира, ЗИЛа-130, КамАЗа в сопровождении «Жигуленка» подполковника Клишева, выехала из ворот части, где подполковник Перепелкин ласково помахал ладошкой из окна «уазика» бдительно несущей службу контролера КПП своей любимой супруге Ниночке.
Сразу же за поворотом «Жигуль» обогнал автоколонну, и Георгий Степанович помигал для остановки. Клишев подошел к командиру.
— Вы с ЗИЛом езжайте на Ворожейск, там найдете майора Розинкина, он даст вам дальнейшие указания. А я с КамАЗом поеду своим маршрутом. Выполняйте!
Когда командирская машина с ЗИЛом ушла, Клишев подошел к водителю КамАЗа и приказал поворачивать к Рыжовским прудам.
Пока ехали по хорошо расчищенной бетонке, все было просто, но как только машины свернули по грунтовке к Рыжовским прудам, бочки стали ездить по металлическому полу фургона, ударяясь друг о друга. Ермолаев ехал в кабине, он остановил машину и, открыв заднюю дверцу, проверил, как идут дела. Затем приказал взяться попарно за верхний обод каждой бочки, не давая бочкам стучаться.
Садыков сидел последним, у самой двери, а напротив — сержант Петренко, демонстративно засунув руки в карманы. Машины медленно поехали дальше. Вот уже и начался спуск к Рыжовскому большому пруду, сначала спуск был довольно отлогим, а внизу довольно крутым и сильно размытым потоками дождевой воды. Клишев вышел из машины, показал водителю КамАЗа, куда сдать задом и вернулся к «Жигулю», который остановился на самом верху, на удобной наблюдательной позиции.
КамАЗ, постоянно подтормаживая, начал спускаться, но внезапно заюзил на скользком спуске, затем стукнулся задним колесом о кочку. Садыков, зло прищурив глаза и оскалив зубы, резко толкнул бочку на сержанта Петренко. Та проехала по накренившемуся полу фургона и, падая, ударилась о металлический кант скамьи. Петренко успел отскочить в сторону. Раздался сильный удар. Шов бочки зазмеился тоненькой трещиной, лениво закурился желтоватый туман. Все двенадцать пар глаз находящихся в фургоне уставились на лежащую бочку, а КамАЗ все продолжал медленно сползать вниз. Потом, видимо, заднее колесо попало в яму, и машина резко остановилась. Поврежденная бочка ударилась о соседнюю, и вдруг как бы кто-то с силой развернул ее изнутри. На пол фургона хлынула темная жидкость, запузырилась, задымилась, вспыхнул огонь. Загорелась не только жидкость, но и с сильным хлопком вспыхнул газ, которым был заполнен фургон. Раздался вой заживо горящих людей.
Шофер КамАЗа увидел в зеркало заднего вида, что фургон объят огнем, и вместо тормоза нажал на полный газ. Хотя скорость была пониженной, КамАЗ выпрыгнул из ямы и рухнул с крутизны, под которой был пятиметровый обрыв.
Георгий Степанович молча смотрел на ад, творившийся внизу, Клишева колотило, он был готов заорать и бежать вниз, хотя знал, что ничем помочь уже было нельзя.
— Да не трясись ты так, Васильич. Не знал, что ли, в какую службу ждешь? Теперь, мыслю, необходимо заметать следы. Любое дело надо доводить до конца!
«Жигуль», миновав дамбу, подъехал к дощатому колхозному складу. Кривые-косые-раздолбанные ворота были закрыты изнутри. Георгий Степанович несколько раз ударил ногой. Из-за ворот раздался торопливый голос:
— Да не сплю я вовсе, просто о судьбе задумался, да и кому в такую рань горючку надо?
— Председатель распорядился машины заправить, за удобрением ехать, мы пока только бочку сейчас возьмем.
— Так ведь только вчера за удобрением ездили.
— Я тебе за неисполнение приказа начальника последние волосы повыдергиваю! — И еще несколько раз ударил в ворота. Одна створка с грохотом упала, а вторая повисла на одной петле.
Сторож завопил:
— Караул, убивают! А я сейчас стрелять буду!
— Из чего? Из кривого пальца? Ладно, успокойся, не нужен ты нам, выходи, дела прибыльные.
— Так бы и сказали, что калым. А то все мне вверенное помещение чуть не поломали.
Из сарая вышел старик в обычной для деревни фуфайке и солдатской шапке-ушанке. Он осторожно приблизился к ранним гостям. Георгий Степанович сказал:
— Нам всего-навсего ведро горючки надо, а то до места не доберемся. За это, конечно, мы компенсируем.
— Добро! Договоримся.
— На вот, из фляжки хлебни пока царского коньячку, а пузырь мы еще сверху добавим.
Дед присосался к фляжке, булькая, давясь, заурчал, как кот. Георгий Степанович не возражал. Фляжка ещё не закончилась, как дед захрипел и сполз по дощатой стене сарая.
— Ну вот, если сердце крепкое, то выдержит. Давай его отнесем к той сосенке. Сейчас здесь костер будет позаметнее того!
Он вытащил из багажника два цилиндра сантиметров по тридцать длиной, поколдовал над ними и зашвырнул их внутрь сарая.
— А теперь давай ноги делать отсюда!
Уже светало, над полями плыл редкий туман. В Рыжовском пруду по поверхности воды все еще скользили разноцветные огоньки, со дна поднимались и лопались огромные мутные пузыри.
«Жигуль» по дамбе вернулся на противоположный берег, проехал по полевой дороге и выбрался на бетонку. Тут за ними полыхнуло, совсем как в американских гангстерских фильмах.
— Я посматривал по сторонам. Вроде бы посторонних свидетелей не было, — сказал Георгий Степанович, крутя баранку. — Поедем сейчас не торопясь и будем планировать, как нам составить отчет в Управление. Считаю я, что тебя могут сделать козлом отпущения, попросту уволить. Так что подумай над моим предложением о совместной работе. Что с моей стороны, так я все оформлю. Возьми запиши мои координаты, но, сам понимаешь, о них — никому. А лучше запомни — и бумажку сожги. Надеюсь, что мы еще поработаем…
Через полчаса Клишев попросил водителя остановиться. Когда он, застегивая брюки, выбрался из придорожных кустов и снова уселся на сиденье, Георгий Степанович огорошил его неожиданной новостью:
— Я тут переключился на милицейскую волну, чтобы послушать, что в мире творится. Так вот, ЗИЛок-хлебовозку, что ты в Ворожейск отправил, по дороге тормознула международная комиссия. Быстро работают, ничего не скажешь! Да только обнаружили они там отработанное ракетное топливо… Искали, видимо, что-то другое… — и он покосился на Клишева. — Впрочем, это не мое дело. Ловко ты их провел! Вот только здесь, на прудах, небольшая неувязочка вышла.
8. Максим. Серпе йск — Кириллово — Серпейск
Как-то вечером, когда Товарищество привычно тусовалось у подъезда, к ним подкатил Тюнькин и отозвал в сторону Леху с Коляном. Лейтенант сунул кулак в ребра Коляну, тот охнул. Лейтенант злобно зашипел:
— Дед тебе еще не то пропишет! Было же задание ясно доведено. Как на чужие деньги пить-жрать, так со всем удовольствием, а самое простое задание завалили. Козлы!.. Так вот, сегодня ночью важняк провернуть надо…
Дальше Максим уже не расслышал, но Ксения вслушивалась очень внимательно. Потом сказала ему: