Он помахал Игорю рукой и направился в его сторону. Остальные — следом. «Их было с десяток или больше», — утверждал Игорь. Его словно парализовало от страха, когда странный отряд без единого слова стал приближаться к нему. Лишь скрипели по песку неуклюжие резиновые сапоги защитных костюмов. «И знаете, что странно, — продолжал Игорь, — они были какими-то не вполне реальными, какими-то, что ли, полупрозрачными, призрачными, ненастоящими. Хотя скрип их сапог и шелест костюмов я явственно различал. И разило от них гнилым болотом».
Предводитель постоянно делал Игорю успокаивающие знаки, а потом откинул капюшон и начал стягивать противогаз. Вот этого Игорь уже никак не мог вынести, оцепенение разом слетело с него, он дико вскрикнул и во все лопатки пустился наутек, угодив в объятия друзей…
По дороге домой ребята обратили внимание на то, что лицо Игоря то бледнеет, то краснеет и покрывается каплями пота. Андрей сказал:
— У тебя что, температура, что ли? Ну-ка дай руку. — Игорь послушно протянул ему горячую и дрожащую ладонь. — Ни фига себе, как печка, у тебя, кажется, не меньше сорока! Ну, давай поскорее домой!
— Эх, хорошо бы сейчас сорокаградусной для успокоения нервов, — мечтательно протянул Митька и захихикал.
— Заткнись, балбес, — прогудел Андрей. — Видишь, дело-то серьезное. У человека страшная температура, он даже галлюцинации наяву видит. Ему вся эта чертовщина от температуры привиделась. У меня тоже после гриппозного осложнения так было, даже днем огромные пауки мерещились. Вот и у Игоря что-то похожее.
Друзья быстро дошли до дома, осторожно поддерживая Игоря под руки, потому что ноги у того начали заплетаться. Его проводили до самой двери квартиры. Отец его был дома и сразу же позвонил в санчасть. Минут через десять подъехал на «скорой» майор Константиныч. Ребята дождались, когда он выйдет от пациента, и поинтересовались, как дела у Игоря. Доктор торопливо ответил, что у Игоря большая температура, он бредит наяву и что срочно нужно отправлять его в Серпейск, в больницу.
Ребята спустились вниз, к подъезду. Майор с Игорем и его отцом уселись в машину. Друзья помахали вслед и вновь обсудили случившееся. Решили, что все то, что рассказал Игорь, — просто бред наяву, и об этом ни в школе, ни дома, вообще нигде распространяться не стоит во избежание излишних разговоров.
14
Две страсти равно владели душой Андрея нынешней весной. На переборке картошки Андрей приметил кареглазую блондинку годом младше и в течение двух недель просто глаз с нее не сводил. И как же он раньше ее не замечал?! Оказалось, что она занималась легкой атлетикой и сломала ногу, прыгая в длину на областных соревнованиях, а в школу вернулась только спустя три месяца после травмы, изрядно повзрослевшая и похорошевшая. Андрей ходил, страдал, мучался, наконец, решился и через Витьку, одноклассника Ольги, передал ей записку со стихами и предложением дружбы и любви. Сначала она ответила отказом, а через пару недель все же согласилась на встречу. До тех пор он к ней не подходил, не заговаривал с ней, все их общение ограничивалось эпистолярным жанром. А тут вот назначил свидание. В Лесном городке. У сторожевой башни. В семь часов вечера.
Андрей надел новую кожаную кепку, новую черную ветровку, новые вельветовые джинсы и новые же кроссовки, так что Ольга сначала его с трудом узнала и чуть было не прошла мимо, пока он ее не окликнул. Однако что-то у них сразу не заладилось: Андрей робел, смущался, с трудом находил темы для разговора, все больше о популярных рок-группах и школьных делах (о чем же еще!), рассказывал анекдоты и… до крови кусал губы в продолжительных паузах. Ни разу не обнял и — упаси Боже! — не поцеловал свою возлюбленную. Они встретились два раза, прогулялись до Оврага и обратно, а третье свидание с самого начала пошло наперекосяк.
Ольга никак не хотела идти дальше сторожевой башни, сначала молчала, хмурилась, а потом сказала, что боится, потому что в школе среди девчонок ходят слухи, что в Лесном городке несколько раз видели каких-то страшных то ли собак, то ли волков, то ли еще что-то непонятное, и что из лесу часто слышится то ли лай, то ли вой.
С большим трудом уговорил ее Андрей пройтись до Оврага, пока светло, пока солнце еще не село. Ольга шла, постоянно оглядываясь, вздрагивала от каждого звука, от стука сорвавшейся капли, упавшей с ветки, от скрипа дерева где-то вдалеке. Андрей тоже невольно прислушался. Странно, что не было обычного для этого времени года и суток звуков: ни чириканья воробьев, ни стука дятла, ни крика ворон, но зато было что-то непонятное. И получалось так: скрип-скрип, шлеп-шлеп, скрип-скрип, шлеп-шлеп. А потом добавилось еще какое-то весьма неприятное шуршание в густых зарослях ельника воль дороги: шшу-шшу. Выходило, что шлепанье доносилось оттуда же. И стало: скрип-скрип, шлеп-шлеп, шшу-шшу, скрип-скрип, шлеп-шлеп, шшу-шшу.
Они остановились. Андрей тревожно всматривался в заросли, Ольга смотрела туда же. Сначала они ничего не увидели, но звуки вроде бы приближались, а потом в глубине ельника медленно передвинулась неясная тень и остановилась. Звуки тоже затихли.
Ольга дрожащими пальцами взяла Андрея за рукав и прошептала:
— Мне страшно… Пойдем скорее назад, ну, пожалуйста…
В уголках ее глаз дрожали слезинки. У Андрея самого от ужаса зашевелились волосы под кепкой. Но он же мужчина, он обязан держаться! И он сказал:
— Ну, ладно! Хорошо, пойдем!
Ольга чуть ли не бежала к недалекому выходу их Лесного городка. Андрей еле поспевал за ней. На мостике перед сторожевой башней она остановилась и что-то прошептала, потупясь. Андрей не понял, то ли это было «прощай», то ли «прости», то ли «пока», но она уже перебежала площадку автобусной остановки и скрылась за дверью КПП.
Это свидание было последним. Больше Ольга, несмотря на несколько записок Андрея, переданных ей верным Витькой, в Лесной городок не приходила.
Второй страстью была музыка. В актовом зале школы, расположенном на втором этаже, репетировал вокально-инструментальный ансамбль старшеклассников, или, как выражался учитель физики Горелов по старинке, оркестр. Ансамбль с неизменным успехом играл на школьных дискотеках и даже на городских танцах, а возглавлял его легендарный Роберт «Роба» Королюк, предмет тайных воздыханий девчонок от мала до велика. В репертуар ВИА входили популярные хиты отечественных и зарубежных исполнителей. И вот однажды тихим майским вечером, стоя под фонарем, роняющим на тротуар желтый круг света, Андрей с Юркой заворожено смотрели на окна второго этажа, внимая плачущим звукам соло-гитары и хрипловатому голосу Робы.
— Круто! — сказал Юрка.
— Клёво! — сказал Андрей.
— Ххррюто! Ххррёво! — внезапно раздалось сзади. Ребята разом обернулись, но никого не было видно. Юрка прошептал:
— Ну, шутники! я им сейчас рога обломаю! — И, взяв в руку солидный булыжник, который как будто специально для этого случая валялся рядом, запустил его в густые заросли декоративного кустарника, высаженного между школой и стадионом.
Сначала было тихо, а потом опять:
— Ххррюто! Ххррево!
— Ну что, проучим шутников, Андрюха? Бери любое оружие, и прочешем эти кустики.
Андрей вооружился обломком толстой рейки, а Юрка взял в руки два куска асфальта из кучи строительного мусора, оставшегося после прошлогоднего ремонта школы. Ребята тщательнейшим образом прочесали всю полоску кустарника, но никого не нашли. Не было даже следов. Но когда они вышли к школьному стадиону, из-за забора, отделявшего городок от леса, послышалось:
— Ххррюто! Ххррёво!
Юрка в недоумении пожал плечами, отбросив в сторону ставшие ненужными куски асфальта и отряхнув ладони:
— Шустрые шутнички! Ну ладно, отложим месть за неуместные шутки до следующего раза.
Несмотря на неприятный инцидент, назавтра ребята, разговаривая на перемене, решили создать собственную музыкальную группу. Сказано — сделано. Пригласили в состав Витьку с Митькой, Гришка сел за барабаны, представляющие собой перевернутые пластмассовые ведра и бидоны. Бренчали на гитарах, орали хриплыми голосами на тарабарском языке и записывали всю эту белиберду на старенький бобинный магнитофон-приставку «Нота-304». Потом принялись писать тексты на русском. Первый в соавторстве сварганили Юрка и Андрей. Естественно, о любви. Естественно, о несчастной. Юрка написал еще три-четыре песни, и на этом его сочинительский пыл иссяк, а вот у Андрея увлечение стихами (а тексты песен постепенно начали превращаться в стихи) осталось надолго. За месяц он записал в тетрадь в синей коленкоровой обложке полтора десятка текстов — о викингах, о гонщиках и снова о любви. О несчастной. Группа просуществовала до тех пор, пока ребят не разогнала соседка, которая, разумеется, не могла уснуть после ночного дежурства на КПП.