Когда мы устроились в комнате Танумы, он долго смотрел на несуществующий для него пруд в саду, прежде чем заговорить о Сэнсее, воспоминаниями отбросив меня на полтора месяца назад. Поначалу, когда Котя не вернулся и к следующему утру, я очень испугался и долго искал его по окрестностям, что к успеху так и не привело. Я умолял встречных духов, как знакомых, так и нет, сообщить мне, если они встретят его, однако этого так и не произошло, Сэнсей, словно никогда и не существовал. Мне долго пришлось убеждать себя, что с ним все в порядке и он просто вернулся на путь своей жизни. Далось мне это нелегко.
– Но ты ведь теперь не один, Нацумэ.
Я понял, что расслышал только последние слова Танумы, и неловко улыбнулся. Верно, теперь у меня есть, что защищать. Свой долг я исполнил, вернув свободу некогда подчиненным моей бабушкой екаям, и теперь могу учиться смотреть на мир, как обычный человек. Скоро меня ждут экзамены и поступление в университет, ждет череда решений, что приведут к становлению моего будущего, где, вероятно, уже не будет места екай. Пора прекращать так рьяно лезть в чужие судьбы, навязывая свою помощь и стараясь решить их проблемы, что зачастую так близки проблемам людей. Я хочу найти свой путь и смело идти по нему, хочу видеть улыбки Токо-сан и Сигеру-сана, хочу ездить с друзьями на рыбалку. И пусть сейчас мне нестерпимо грустно, эти чувства не будут длиться вечно.
Нужно жить дальше.
И двигаться только вперед.
5. Мадара
Мой взгляд скользнул по цветущей яблони, обрываемые ветром белые лепестки которой лениво опускались на мою шерсть, почти полностью с ней сливаясь. Сладковатый и мягкий запах успокаивает меня, поэтому я давно облюбовал эту рощу, ожидая наступления весны, которая теперь уже практически подошла к концу. Неподалеку раскинулись поля светло-голубых и насыщенно-розовых цветов, на которые в выходные дни часто приходят полюбоваться люди, устраивающие потом среди яблонь пикники. Мне нравится весна. Привычные пейзажи словно оживают, пробуждаются от глубокого серого сна и, потягиваясь, сметают свой убогий облик, облачаясь в сочные краски новых одежд и нежных украшений-цветов.
Никогда раньше особо не любовался весной. Вернее сказать, очень давно, ибо когда-то я любил наблюдать за изменениями времен года в мире людей, лишь отдаленно оказывающими влияние на родной мне мир духов. Это было увлекательно, особенно та размытая граница, когда одно время года переходит в другое. Необычно любимая мною пора. Сейчас конец весны, и уже становится почти незаметна та тонкая грань, где она обратится летом. Я нашел эту рощу, когда деревья стояли обнаженные и грязные, но даже не заметил, как это место успело настолько преобразиться, утонув в цветах и зелени. Удивительная красота, которая смогла тронуть даже мое сердце.
Слабый ветерок принес запах влажной травы.
Прикрыв глаза, я сделал глубокий вдох, ощущая, как свежесть наполняет меня, даруя ощущение покоя. Спустя больше полугода я, наконец, свыкся с мыслью, что теперь вновь один. Даже научился получать от этого удовольствие. Разве не прекрасно: я могу делать, что пожелаю, идти, куда душе угодно, и не волноваться, что где-то меня ждет глупый мальчишка, который будет искать меня и беспокоиться, если не явлюсь к ужину. Да, все это замечательно. Я один. И больше мне ничего не нужно.
Теперь я могу распоряжаться своей жизнью, что продлится еще не один век, и кто знает, может сложиться так, что спустя не одно десятилетие, я вернусь в Яцухару, где встречу человеческое дитя, столь болезненно похожее песочными волосами и мягким взглядом медовых глаз на некогда значимых для меня людей. О да… Медовых глаз, что посмотрят прямо на меня, вот только, что увижу в них я? Интерес или же неистовый страх? Люди всегда опасались духов. Нечто иное, отличное от обычного представления о мире, существа, что считаются лишь отголоском древних легенд. Да, их проще ненавидеть, нежели пытаться понять и полюбить.
Всегда проще ненавидеть и отрицать действительность.
Не такой, не похожий на всех, значит, плохой, злой, его нужно прогнать и опасаться. Так было всегда и даже не только по отношению к духам, но между самими людьми. Взять тех же духовидцев: их гонят собственные сородичи, только из-за того, что те могут видеть большинству недоступное. Разве могут эти существа полюбить и принять не просто отличающегося от них сородича, а вовсе создание иного рода? Разве могут люди дарить что-то, кроме боли? Могут они защищать и любить, заботиться, жертвовать собой и слышать, что им говорят? Слышать, именно слышать, а не просто краем сознания выхватывая отдельные фразы и слова из речи человека напротив, додумывать остальное и делать свои выводы, проклиная за них сказавшего.
Такаши показал мне, что могут.
И за это я ненавижу людей еще больше, ведь даже ребенок, чье сердце было настолько добрым, не пожелал видеть меня в своей жизни, намекнув, что пора мне и честь знать, загостился, мол, а ведь!.. Да проклятие на его голову, нечего сейчас вспоминать об этом. Странно, а ведь я никогда не называл Нацумэ по имени, тогда как Рэйко неизменно была для меня Рэйко. Никогда прежде не задумывался над этими и попросту не замечал. А ведь для человека, как и для екаев, собственное имя неизменно важный элемент своего «я». Даже как-то слышал, самый сладкий и желанный звук.
А ведь весна – лучшее время начать жизнь заново.
Я прикрыл глаза, прогоняя из мыслей вновь оживший облик светловолосого мальчика, зовущего меня по глупому кошачьему имени, которое я сам ему когда-то и предложил. Лепестки в медленном танце опускались на меня, невесомо касаясь морды, соскальзывали на густую траву, покрывая ее белоснежным ароматным ковром, мягко потревоженным опустившимся на него екаем. Даже не открывая глаз, я понял, кого это принесло донимать меня. Синке я знал еще задолго до знакомства с Нацумэ, однако последние годы почти не видел его наглую морду. Все же посмотрев на него, я фыркнул, натолкнувшись на лукавый пронзительный взгляд разномастных глаз его человеческой формы, которую он предпочитал, сколько его помню.
– Зачем явился? – презрительно бросил я.
Синке – екай кошачьей наружности, огромный черно-белый нэкомата с фиолетовым и золотым глазами, неизменно поблескивающими озорным блеском. Личность хитрая и ни к кому особой симпатии не питающая, всегда его несколько недолюбливал, хотя собутыльник из него отменный. Пересеклись мы в этих краях, где он, как оказалось, так же давно нашел приют, забавляясь с местными екаями и часто наведываясь в город, ниже по склону, очертания которого были видны из-за невысокой рощицы светлых мелколистных деревьев. С того дня мы частенько виделись, скрашивая бесконечно однообразные дни саке и чем-нибудь вкусненьким.