– Ты не веришь, – с горечью проговорила Гордана, откинувшись на подушки.
Яна не стала ничего отвечать, прикрыла окно, потому что в комнате было холодно, и ушла вниз. Гордана лежала, отвернувшись.
К счастью, с елкой все было в порядке: она по-прежнему горделиво красовалась в комнате. Остальные украшения тоже оказались на своих местах.
– Гордана утверждает, что не делала это, – позже говорила Яна доктору Милошу. – Но ведь никто другой не мог забраться в комнату и устроить погром! Хотя окно было открыто.
– Проникнуть в чужой дом, ничего не взять, только переломать рождественские украшения? Это фантастика.
– Да, я тоже так думаю. Очевидно, что это она. Только не помнит, как это случилось, и сама верит, что ничего не ломала.
– Мне она тоже так говорила. – Доктор задумался на секунду. – К симптомам заболевания Горданы это не относится, но в ее возрасте и учитывая диагноз… Организм каждого человека реагирует на свое угасание по-разному. Возможно, спутанность сознания будет прогрессировать.
– Она может стать опасной для себя или других?
Доктор так не думал, но не исключал. В общем, насколько поняла Яна, он и сам не знал. Девушка решила заходить почаще к Гордане среди ночи, проверять – и доктор Милош горячо поддержал это решение.
Разговор их состоялся ближе к вечеру, когда доктор Милош приехал проведать свою пациентку, а утром, взявшись готовить завтрак, Яна снова обнаружила, что все молоко, которое было в холодильнике, скисло. Кроме того, испортился йогурт и протухли яйца. Девушка хотела сделать омлет, но ничего не получилось. Она настежь распахнула окна, чтобы проветрить кухню: запах тухлых яиц был невыносим.
Погода испортилась, прогнозы синоптиков оказались точными. Дождь стучался в окна, ветер пел свою заунывную песнь под крышей. Впереди была зима – пусть и не такая долгая, как в России, но все же тоскливая и мрачная. Особенно для двух женщин, одна из которых умирает, а вторая призвана наблюдать за этим.
Проблески активности и хорошего настроения, подобно тому, какой случился у Горданы в день, когда они наряжали елку, больше не повторялись. С каждым днем она будто проваливалась в какую-то яму, и Яна не знала, как ее оттуда вытащить.
Гордана больше не спускалась вниз, чтобы поесть, Яна приносила ей еду в комнату. Ставила поднос на стол и уходила, а через полчаса забирала – почти такой же полный, как и оставляла.
– Гордана, вы опять ничего не съели, – сетовала девушка. – Скажите, что мне вам приготовить, чего вам хочется? Я все сделаю.
– Ничего не нужно. Я не голодна, – всякий раз отвечала больная. – К чему поддерживать эту иллюзию жизни? Чем скорее умру, тем лучше.
Гордана сильно похудела: болезнь пожирала ее изнутри, высушивала тело, выпивала все соки. Ключицы и скулы стали такими острыми, что казалось, ими можно порезаться. Пальцы иссохли, губы истончились.
Утром двадцать девятого декабря Яна зашла в комнату Горданы и увидела у той в руках ножницы. Она держала их возле горла, и на краткий чудовищный миг девушке показалось, что Гордана собирается перерезать себе глотку.
– Нет, что вы… – вскрикнула она.
Гордана бросила на нее сердитый взгляд – она теперь частенько беспричинно злилась на Яну.
– А что прикажешь делать? Не всем же двадцать шесть лет, и волосы густые, как будто на голове шапка. Они выпадают, не видишь?
Яна, конечно, замечала выпавшие волосы, когда прибирала комнату, заправляла и меняла постель.
– Вы хотите подстричься?
– Разумеется! А ты что подумала?
Девушка, не отвечая, подошла к Гордане.
– Хотите, я позову парикмахера? Сделаем вам красивую стрижку, – предложила она, силясь казаться бодрой и делать вид, что все в порядке.
– Еще чего! Ты что, совсем спятила? Я никого не пущу в свой дом!
– Хорошо, хорошо, – примирительно проговорила Яна, – если хотите, я сама могу подрезать вам волосы. Я немножко умею стричь.
Гордана нехотя согласилась и отдала ножницы.
Яна взяла расческу, накрыла плечи женщины полотенцем. Еще совсем недавно Гордана тщательно следила за собой, подкрашивала волосы, теперь же краска облезла, корни отросли, и неопределенного пегого цвета пряди выглядели неопрятно и жалко.
Проведя по волосам щеткой, Яна едва не выронила ее из рук: на расческе осталось катастрофически много волос! Буквально на днях такого не было.
«Болезнь прогрессирует прямо на глазах», – с болью подумала Яна.
Она снова взмахнула расческой – волосы вылезали клоками. Девушка взялась за одну прядку, тихонько потянула и едва не застонала от ужаса и отвращения: волосы легко отделились от кожи, и прядь оказалась у нее в руке.