Дядя спустился по ступенькам, на всякий случай держа ружье наготове. Он был взволнован, но не напуган. Оглядываясь по сторонам, словно охотник, опасающийся нападения хищника, Павел Тимофеевич обошел машину Денисова и убедился, что за ней никто не прячется. Потом он вернулся к крыльцу. По дядиному лицу легко было понять, что он в замешательстве.
— Не похоже, чтоб Николай выходил во двор, — тихо произнес он.
В окне летней кухни уже несколько часов не горел свет.
Павел Тимофеевич подумал, затем на всякий случай подошел к кухне и дернул дверную ручку. Дверь не поддалась — она была заперта изнутри.
— Николай, скорее всего, спит, — сказал он и посмотрел на дорожку, ведущую от дома к курятнику и огородам.
В его взгляде было сомнение. Сергей догадался, что дядя решает, идти туда или нет.
Сергей тоже взглянул на сколоченную из досок дорожку и вздрогнул от неожиданности, потому что увидел приближающийся силуэт. В следующее мгновение он понял, что к ним бежит собака.
Из темноты вынырнул Цезарь и подбежал к своему хозяину. Пес радостно вертел хвостом и явно предлагал хозяину с ним поиграть. Павел Тимофеевич наклонился к собаке и ласково потрепал ее по шее.
— Пес ведет себя странно, — заметил он. — Обычно он в это время уже спит. А тут, смотри, как разыгрался.
— Видимо, приходил тот, кого он знает, — предположил Сергей.
— Наверняка.
Дядя выпрямился, не сводя глаз с дорожки.
— Как выглядел человек, которого ты видел в окне? — спросил он.
Сергей подумал и понял, что не может ответить на этот простой вопрос.
— Я его толком не разглядел. Кажется, темноволосый. Хотя… я не уверен. Было плохо видно. Я запомнил только глаза. Очень злые и какие-то… — Сергей задумался. — Дикие.
Павел Тимофеевич нервно укусил губу.
— Если это был Гребнев, то он, наверное, уже убежал, — не очень уверенно произнес дядя. — Если он не убежал, а спрятался, то в такой темноте его трудно найти.
— А может быть, это Николай выходил из кухни, чтобы посмотреть, кто к тебе приехал? — предположил Сергей.
Дядя покосился на летнюю кухню.
— Навряд ли он настолько любопытен. Но мы можем спросить его об этом.
— Лучше утром. Вдруг он действительно спит.
Павел Тимофеевич согласно кивнул.
— Может, оставим свет во дворе включенным? — предложил Сергей.
— Я не против, если свет не мешает тебе спать.
— Вообще-то я не страдаю бессонницей. Но безумные рожи в окне и твои веселые рассказы кого угодно заставят понервничать.
Мужчины еще около минуты стояли во дворе, напряженно вслушиваясь в тишину. Затем они вернулись в дом. Павел Тимофеевич снова закрыл дверь на крючок и поставил ружье у порога.
В комнате Сергей первым делом подошел к окну и выглянул во двор. На этот раз двор был освещен, но сквозь грязное стекло он выглядел более угрюмым и мрачным, чем это было на самом деле.
«Теперь все будет казаться подозрительным, — подумал Сергей. — Все из-за этой ужасной истории. Лицо в окне появилось в самый неподходящий момент. Если б не оно, я бы давно уже спал».
Сергей задернул занавеску.
Несмотря на полученную встряску, Сергей чувствовал, что быстро уснет. Выпитый алкоголь легко перебарывал тревогу и немного кружил голову. Разнообразные мысли сменяли друг друга, но не получали должного внимания.
«Неужели это Гребнев шастает ночью по дворам? — думал Сергей, устраиваясь на подушке поудобнее. — Что ему нужно у Павла Тимофеевича? Может быть, ему нужен Николай Дубинин? Или еда? А может быть, это никакой не Гребнев, а совсем другой человек? Или сам Дубинин смотрел в окно? В таком случае завтра я его, наверное, узнаю…»
Вскоре его мысли стали путаться. Сергей услышал сквозь надвигающийся сон, как дядя выключил свет на кухне и ушел к себе в комнату. Дом погрузился в темноту, и мгновение спустя Сергей уже спал.
Глава 2
Денисов открыл глаза.
Он еще не понял, где находится, но сразу почувствовал специфичный запах известки и залежавшегося, пахнущего не стиральным порошком, а сыростью, постельного белья. Через мгновение Сергей вспомнил, что он — в Варфоломеевке у дяди.
Судя по длинным теням на стенах, было еще рано — солнце не успело высоко подняться, но Сергей чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он похвалил себя за то, что накануне соблюдал меру и благодаря этому проснулся с ясной головой.