Павел Тимофеевич улыбнулся.
— Интересно, кем бы ты стал, если бы остался здесь?
Оставив на могиле печенье и конфеты, дядя и Сергей пошли назад в село. Разговор об отце навеял на Денисова грустные воспоминания, и Сергей замолчал. Павел Тимофеевич тоже думал о чем-то своем.
Подойдя к дому пастуха Елагина, они свернули на узкую дорогу, которая вела к дому Дубининых.
— Сюда сейчас никто не ходит? — спросил Сергей.
— Последний раз люди здесь собирались на девять дней. Стол накрыли во дворе. С тех пор Николай сюда не наведывался. На дверях должен висеть замок.
Они открыли калитку и вошли во двор.
Двор был большим. Он зарос низкой травой, в которой были протоптаны дорожки к сараям, огороду, туалету и калитке. Возле калитки стояла большая конура.
— А где собака?
— Она умерла незадолго до смерти Михаила.
— От старости?
— Кто ее знает. Вообще-то она не была старой. Когда убили Дубинина, стали поговаривать, что собаку отравили. Следователь даже хотел откопать ее труп на экспертизу, но никто не знал, где Михаил ее зарыл.
На двери дома действительно висел замок. Сергей обошел вокруг дома. Все окна были заперты и целы. Видимо, Гребнев больше не наведывался сюда.
— Там нечего брать, — заметил Павел Тимофеевич. — В дом могут залезть только мальчишки. Но они, насколько мне известно, боятся приближаться к дому. Некоторые люди считают, что Гребнев приходит сюда ночью. Только это вымыслы. Пастух Елагин увидел бы что-нибудь.
— А ему самому здесь не страшно?
— Страшно, наверно. Но виду он не подает.
Денисов сделал несколько фотоснимков. После этого они с дядей немного постояли во дворе, со скорбными лицами рассматривая дом, в котором произошло столь ужасное преступление, а затем ушли, чувствуя при этом странное облегчение.
Когда они вернулись домой, Сергей еще не решил, ехать ему в Арсеньев прямо сегодня или остаться здесь до завтра. Причин, чтобы сильно торопиться, не было — журналисты из конкурирующей газеты в Варфоломеевке не появлялись, Павел Тимофеевич наверняка бы узнал об этом. Поэтому Денисов не боялся, что его могут опередить, а оставшись, он мог узнать что-нибудь новенькое. Первое неудачное общение с Николаем Дубининым подсказало ему, что узнать что-то от брата умершего вряд ли получится. Но можно было расспросить соседей Гребнева о том, каким человеком был варфоломеевский убийца, и попытаться достать его фотографию. Не исключено, что после выхода статьи в «Арсеньевском Вестнике» «Новости Арсеньева» пошлют в Варфоломеевку журналиста, чтобы выжать все из сенсации. В таком случае нельзя было оставить им какой-нибудь упущенный ценный материал.
После позднего обеда Денисов расположился за столом на кухне, чтобы сделать набросок статьи, пока впечатления от услышанного и увиденного еще были свежи. Он положил перед собой большой блокнот, каких за год изводил десяток, открыл чистую страницу и написал наверху заголовок: «Варфоломеевский зверь». Сергей хоть и относил себя к творческим людям, которым претят любые советы и указания, не стал менять предложенное редактором название статьи.
Взяв ручку, Денисов с головой ушел в свое странное ремесло. Он что-то быстро писал, иногда зачеркивал, и в результате страница за страницей стали покрываться неразборчивым размашистым текстом. Некоторые предложения рождались легко, над другими Сергей подолгу думал. Иногда зачеркивал сразу несколько абзацев.
Эта работа увлекла Денисова и заняла много времени. Наконец Сергей перечитал все, что написал, и закрыл блокнот. Он остался доволен.
Был уже седьмой час, то есть возвращаться в Арсеньев уже не имело смысла — все равно к приезду Денисова очередной газетный номер должен был уйти в печать.
Сергей положил блокнот в сумку и сделал себе чай с бутербродом. Перекусив, он ушел в комнату, лег на диван и неожиданно для себя уснул.
Разбудили Денисова какие-то крики. Он удивился тому, что уснул днем, — такое с ним давно не случалось — обулся и вышел на крыльцо.
Павел Тимофеевич сидел на пне возле сараев и точил косу. Николай Дубинин, видимо, затворничал на летней кухне.
В этот момент с улицы снова раздались крики. Кто-то звал Павла Тимофеевича. Дядя отложил косу и неторопливо направился к воротам. В окно летней кухни выглянул Николай Дубинин. Он тоже услышал голоса. Увидев на крыльце Сергея, Дубинин от окна отошел.
— Павел Тимофеевич! — надрывался звонкий детский голос.
Дядя отворил калитку и впустил во двор двух мальчишек лет десяти-двенадцати. Оба они были светловолосыми и очень загорелыми.