— Не рыпайся, а то будет еще больнее! — прохрипел Старостин, усаживаясь у Гуляева на спине. — Я тебя, гнида, засажу за сопротивление при аресте! Помяни мое слово! Все равно посажу! Даже если ножик окажется чистым!
Павел Тимофеевич, Сергей и сержант, правую половина лица которого заливала кровь из рассеченной брови, выбежали из дома.
— Будилов! Где наручники?! — все еще в пылу драки прокричал Старостин.
Во двор забежал второй милиционер — водитель «УАЗа».
— Коля, езжай за второй машиной! — распорядился следователь. — Положим эту мразь рядом с покойником. Пусть любуется на свою работу.
Водитель запрыгнул в «бобик» и поехал за второй машиной.
Над забором уже торчало несколько любопытных мальчишеских физиономий.
Гуляев тяжело дышал, словно поверженный зверь, так что Старостин, сидящий на нем, даже покачивался, будто ехал на слоне.
— Падлы… — твердил сквозь зубы Гуляев и кривился от боли.
— Не рычи, волчара.
Будилов подбежал к следователю и застегнул у Егора на запястьях наручники.
— Лежать! Не вздумай подняться! — предупредил Старостин и встал на ноги. — Сволочь! Как спина болит! Тебе, сержант, тоже досталось?
— Пистолет был на предохранителе, — объяснил Будилов, щуря правый глаз, в который затекла кровь.
— Это даже к лучшему, — заметил следователь. — С ранением хлопот не оберешься.
— Сильно бьет, скотина, — пожаловался сержант и хотел стукнуть Гуляева носком ботинка в живот, но сдержался.
— Сейчас мы посмотрим на его ножик, — сказал Старостин и, наклонившись, достал нож, спрятанный у Гуляева за голенищем. Выпрямившись, следователь осторожно за край рукоятки вытянул нож из ножен. Серебристое лезвие блеснуло на солнце.
— Нож подходящий, — прокомментировал Старостин. — Если окажется, что им убили Дубинина или Гребнева, то тебе конец. Запомни мои слова.
— Я никого не убивал, — прохрипел Гуляев.
— Конечно. Зачем тебе признаваться в двух убийствах. Всю жизнь в тюряге будешь гнить.
— Я не убивал.
— После того, что ты сейчас сделал, я тебе не верю. Кстати, ножик-то хоть твой?
— Нет.
— Подбросили?
— Да.
— А почему инициалы на рукоятке твои — «Е.Г.»?
Гуляев промолчал.
— То-то же. Плохи твои дела, Егор.
Обратившись к Павлу Тимофеевичу, Старостин попросил:
— Павел Тимофеевич, ты бы не мог принести мой «дипломат»? Пора заняться бумажной работой.
Павел Тимофеевич принес из дома «дипломат», и следователь сел на чурку и занялся заполнением бумаг. Это было непросто, потому что Старостина все еще трясло от возбуждения.
— Дом надо будет запереть, — напомнил он сержанту. — Наверняка придется делать в нем обыск.
— Хорошо. Я поищу ключ.
— Он торчит в двери, — подсказал Павел Тимофеевич.
Пока следователь возился с бумагами, с трудом удерживая пляшущую в руках ручку, эмоции у участников происшествия потихоньку улеглись. Гуляев тоже притих.
Когда Старостин закончил самую нелюбимую часть своей работы, Павел Тимофеевич и Денисов расписались там, где он показал.
— Возможно, надо будет подтвердить, что он сам руку сломал, — заметил следователь.
— Запросто, — согласился Сергей.
Когда все необходимые документы были заполнены, Гуляева затолкнули в подъехавший «УАЗ» и пристегнули наручниками к сиденью. После этого машины вернулись к дому Барановых, где все еще продолжал работать Борис Борисович.
Люди, собравшиеся на дороге, оживились, когда увидели арестованного Гуляева. Все догадались, что арест Егора связан с убийством Гребнева. Люди стали перешептываться. Некоторые даже высказывались в защиту Гуляева. Кто-то сказал: «Поделом Гребневу, правильно Егор его…»
Сержант Будилов остался в машине присматривать за задержанным. Платок, которым он промокал сочившуюся из брови кровь, стал ярко-красным. Егор Гуляев сидел молча, видимо, поврежденная рука не позволяла ему лишний раз шевельнуться. Он закатал рукав и тупо смотрел на распухшую руку.
На Павла Тимофеевича посыпался град вопросов. Всех интересовало, почему арестовали Егора Гуляева. Дядя объяснил, что Егора подозревают в убийстве Гребнева, и в толпе завязался жаркий спор по поводу того, мог Гуляев убить Гребнева или нет. Большинство женщин считало, что мог, ссылаясь на пьяные выходки Гуляева. Мужики в этом сомневались.
Павел Тимофеевич не стал говорить о том, что были веские основания полагать, что Гуляев был сообщником Гребнева и, возможно, участвовал в убийстве Михаила Дубинина. Эта новость шокировала бы многих, а у людей и без того был переизбыток впечатлений.