Денисов снял кроссовки и увидел ружье, прислоненное к стене возле входной двери.
— Собрался на охоту?
— На охоту?! — переспросил дядя и увидел, что племянник показывает на ружье. — Нет. Это так… Отдельная история.
Павел Тимофеевич произнес это каким-то странным тоном.
Сергей заметил странные нотки в голосе дяди, но не придал им большого значения. Он разулся и подошел к столу, чтобы помочь разобрать сумку.
За окном быстро темнело. Поверх занавески была видна расположенная напротив окна летняя кухня и часть соседского дома. За забором растворилась в темноте и превратилась в одинокие светящиеся огни деревня.
В окне летней кухни горел свет.
— Павел Тимофеевич, ты забыл свет выключить, — напомнил Сергей и кивнул в сторону летней кухни.
— Там у меня постоялец, — объяснил дядя, перемешивая ложкой в кастрюле вареную картошку.
— Ты сдал летнюю кухню?
— Нет. — Выражение лица Павла Тимофеевича вновь стало таким же странным и озабоченным, как тогда, когда он говорил о ружье. У этого человека — неприятности. А поскольку ему некуда податься — он пришел ко мне.
Сергей посмотрел на Павла Тимофеевича.
— Тебя не затронут его неприятности?
— Всякое может случиться, — серьезно произнес Павел Тимофеевич и на мгновение задумался, но быстро вернул себе привычную жизнерадостность и бодро произнес: — Если интересно, я расскажу об этом позже, когда сядем за стол.
Сергей расстегнул сумку и стал доставать купленные в поездку продукты.
— Что за колбаса? — спросил дядя, поглядывая, как богатеет их стол.
— Владивостокский сервилат. Кажется, у нас научились делать съедобную, — пояснил племянник.
— А это что? Селедочка?! Давно не ел.
— Должна быть вкусной. Сказали, что малосольная.
— Давай я почищу.
Секунда, и в руках Павла Тимофеевича появились разделочная доска и нож.
— А что в банках?
— Фаршированные оливки.
— Я пробовал их на чьих-то похоронах. Кислые.
— Под водку — в самый раз.
— У меня есть квашеная капуста и огурцы с помидорами. Сам солил… А это что такое?
Павел Тимофеевич с интересом посмотрел на литровую бутылку водки, которую Денисов извлек из сумки.
— Вот, купил новую марку. Такую я еще не пробовал.
— А как же самогон? У меня он из зерна. Неужели даже не попробуешь?
— После прошлого раза я боюсь пить твой самогон.
Павел Тимофеевич усмехнулся и поставил водку в холодильник.
— Тот был очень крепким.
Сборы на стол заняли пятнадцать минут. Перед тем, как сесть ужинать, хозяин подошел к двери и надел сапоги.
— Пока водка охлаждается, закрою кур, — сказал он. — Я как чувствовал, что ты приедешь, — корову раньше подоил.
Павел Тимофеевич ушел, а Сергей, которому не сиделось возле накрытого стола, десять минут бродил по дому.
Обстановка дядиного дома была скромной. Она осталась точно такой же, какой Сергей ее когда-то запомнил. Мебель и вещи в доме, казалось, никогда не передвигали и не перекладывали с места на место. Все в комнатах было устроено практично и просто.
Сергей задержался у фотографий родственников Павла Тимофеевича, висевших на стене. На одной из них он нашел свою мать, когда она была молодой. Мама Денисова и Павел Тимофеевич были троюродными братом и сестрой. А их отцы, соответственно, более близкими родственниками. Сергей точно не знал степень этого родства, помнил только, что девичья фамилия матери тоже была Сухарева. Тут же он нашел и школьную фотографию, на которой Павел Тимофеевич вместе с другим учителем был запечатлен с выпускниками Арсеньевской средней школы. Денисов знал, что его дядя какое-то время преподавал черчение и уроки труда. Потом он переехал в Варфоломеевку и тут работал то ли бригадиром, то ли мастером, пока не развалилось животноводческое хозяйство.
На тумбе в зале Сергей обнаружил новый японский телевизор. В прошлый раз на его месте стоял старый советский «Горизонт». Дядя копил на телевизор несколько лет, хотя выгода от такой покупки вдали от районного центра была сомнительной. Без мощной антенны телевизор принимал только одну программу, да и ту кое-как. Однако зимой даже такое небольшое развлечение было ценным.