Сёдж шел рядом, по правую руку от меня. Вдруг он остановился и я потерял его из виду. Теперь, когда Сёдж оказался у меня за спиной, я вспомнил слова сумасшедшей наркоманки: «Что бы вам ни говорили, не верьте! Ни единому слову!» Мне сразу же стало не по себе: еще не хватало два раза наступить на одни и те же грабли! Я быстро шагнул вперед, почти прыгнул, одновременно оборачиваясь и готовясь отразить удар. Сёдж доставал из пачки новую сигарету.
— Ты чего, Макс? — удивленно спросил он.
Мне стало неловко за свой испуг.
— Да так… Нервы, наверное. А ты почему остановился?
— А куда дальше-то? Ведь забор же. Надо возвращаться.
Верно, я и не заметил, как мы постепенно забрели в самый дальний конец больничной территории. Сквозь ветки деревьев виднелся скелет башенного крана. Там была стройка. И не одна. Очевидно, это и был новый жилой массив «Слобода», о котором вещал рекламный щит, попавшийся мне на глаза во время прогулки: он призывал местных жителей покупать квартиры в кредит.
— У тебя есть план, что делать дальше? — поинтересовался я.
— Дальше? Выбираться тебе надо из этого места. Толку все равно никакого. Найдем за границей больничку покруче, чтобы тебе мозги на место вправили, а затем уже будем составлять планы. Да и опасно здесь. Тебе, считай, повезло, что мы тебя раньше, чем они, нашли. Ты мне по телефону в последний раз сказал, что теперь все их расклады знаешь и что они у тебя в кулаке. То, что ты жив, они так или иначе узнают. Главное, чтобы не догадались, что у тебя память отшибло. Повезло, что тот мусор концы отбросил. Все меньше свидетелей.
Мне не понравилось, как Сёдж отозвался о покойном Бражко, который ассоциировался у меня со старым добрым участковым инспектором, какими их изображали в совдеповских кинокартинах.
— А вы ему часом не помогли, а? Под машину попасть?
— Нет. Просто совпадение такое… удачное для нас. Хотя мысль, что надо принять какие-то меры, у меня была.
— Так ведь обо мне не только капитан знал. В моей палате еще два мужика лежат. Плюс весь персонал отделения. Какие против них меры примем?
Недовольство было слишком явное, чтобы Сёдж его не заметил. Он отступил на шаг и резко произнес:
— Хватит тебе юродствовать. О деле надо думать. Я тебе еще столько должен рассказать!
— Расскажешь. Только сначала ответь мне на один вопрос: мы — бандиты?
Сёдж засмеялся, и я рассердился еще больше.
— Слишком общее название, чтобы обозначить что-либо конкретное. Тебе не кажется? — Он криво улыбнулся. — Чересчур объемное. В нашем обществе есть те, кто называет себя политиками, чиновниками, милиционерами, предпринимателями. И ко всем указанным категориям можно смело применять то слово, которое ты сейчас употребил. Слишком размыты грани, чтобы я смог точно ответить на твой вопрос. Но если тебя интересует узкое значение слова «бандит», могу тебя успокоить. Мы не бандиты. Мы — бизнесмены.
— То есть мы не грабим на большой дороге?
— Вот-вот. На большой дороге мы точно не грабим.
— Но при случае можем послать к кому-то дядьку с пистолетом?
Что ответил Сёдж, я не услышал, ибо в котловане стали забивать сваи, заглушив его слова.
— Пойдем отсюда! — почти крикнул я, но тут почувствовал, как Сёдж, крепко ухватившись за мой воротник, уже вовсю тянет меня к себе, пытаясь прикрыть, и в то же время напряженно смотрит в противоположную сторону.
Затем я увидел в руке Сёджа пистолет. Его тело дернулось два раза, и что-то с силой ударило слева, задев мой пиджак. Позже я понял, что это была одна из пуль, пробившая тело Сёджа и чудом не зацепившая меня. Отпустив меня, Сёдж рухнул на гравий аллеи, успев при этом прошептать:
— Беги, дурак.
Бежать я не мог. Мои ноги словно приросли к земле. Как завороженный, я уставился в ту сторону, куда только что смотрел Сёдж. В пятнадцати шагах, возле большого куста сирени, стоял тот самый гипотетически упомянутый «дядька с пистолетом», конкретизированный в облике парня очень маленького роста, подстриженного под ежик, в синих спортивных штанах, запыленных внизу, и футболке навыпуск без рукавов. Пистолет, который он держал в руке, тоже был весьма реальным — большой и черный, с привинченным к стволу глушителем, отчего казался еще больше. Жизнь отбивала последние доли секунды: четыре, три, два, один, ноль…