Отца в тот день дома не было, поэтому отдуваться пришлось матери. Теперь уже не помню, что именно послужило поводом для ссоры, но только я, захватив чашку с кофе, горячий бутерброд, пачку «Vogue» и хлопнув кухонной дверью так, что задрожал весь дом, отправилась на веранду завтракать в одиночестве.
«Как глупо и бездарно проходит моя жизнь, — думала я, сжимая в пальцах длинный гвоздик дамской сигареты. — Не жизнь, а одно сплошное недоразумение. Двадцать четыре года на свете живу, без пяти минут старуха. И что? Куда ни кинь взгляд — ни в личной жизни, ни в карьере никакого просвета. Словом, серая мышь, живое подтверждение народной мудрости об отдыхающей на детях природе».
— Не многовато ли будет? — с укором спросила появившаяся в дверях мать, имея в виду третью по счету выкуренную мной сигарету.
Я не ответила. Не потому, что продолжала сердиться (отхожу я быстро), а просто думала совсем о другом. Мои мысли были очень далеко как в пространственном, так и во временном отношении — в желтом октябре 2004 года. Я хорошо помнила тот длинный и неинтересный разговор-собеседование с городским прокурором Львом Андреевичем Притулой. Особенно этот его вопрос в конце:
— Почему все-таки вы, Алеся Владимировна, решили пойти работать в прокуратуру?
Идиотский вопрос, между нами, девочками, говоря. Будто он сам не знал почему! Но еще более идиотским был серьезный вид этого клоуна, когда он смотрел на меня в ожидании ответа.
— Вижу в этом свое призвание, — голосом прилежной ученицы отчеканила я, даже глазом не моргнув. — И считаю, что на данный момент это самая нужная и актуальная профессия.
— В самом деле? А почему вы так считаете?
— Общество, в котором мы живем, болеет. Законы никто не соблюдает. Если это не сделаем мы, ну, то есть не заставим граждан соблюдать закон (я сказала «мы», потому что вопрос о моем трудоустройстве был фактически уже решен), то никто этого не сделает.
— Именно так, Алеся. Хорошо, что у вас такие мысли, — улыбнулся прокурор, обменявшись со мной долгим понимающим взглядом. «Дура ты набитая, — читалось в его глазах. — Ты здесь потому, что мы с твоим папашей старые добрые знакомые. Не то стояла бы сейчас в очереди для постановки на учет в службу занятости».
«Сам дурак, — подумала я. — Каков вопрос, таков и ответ. Карьера консультанта-распространителя в системе сетевого маркетинга меня как-то не прельщает».
Словом, собеседование прошло на ура, но эйфории по этому поводу я не испытывала: во-первых, результат был известен заранее, во-вторых, если я при выборе своей будущей профессии и имела право голоса, то только совещательное.
Так уж вышло, что все мои предки по отцовской линии были связаны с правоохранительной работой. Кого только не было в моем развесистом генеалогическом древе! Про подьячих Разбойного приказа при царе Алексее Михайловиче Романове ничего не скажу — в такую глубину веков я не заглядывала, но чиновников полицейского департамента Российской империи, перековавшихся при новой власти в сотрудников народной милиции, следователей ОГПУ и борцов с расхитителями социалистической собственности во времена «золотого века» эпохи застоя в моем роду хватало. Мой папа, Ищенко Владимир Игоревич, до недавнего времени занимал высокую должность в региональном управлении внутренних дел и, выйдя в отставку, стал юрисконсультом крупного совместного предприятия.
«Не зря у нас фамилия Ищенко, — любит повторять он, — всегда что-то ищем, выслеживаем, вынюхиваем».
Не знаю, кто как, но лично я, слыша такие слова, всегда представляла себе образ ищейки, этакой полуженщины, полусобаки, на манер кентавра, которую держат на поводке и тыкают носом в старый задубевший валенок, чтобы она смогла по запаху найти хозяина, и содрогалась от ужаса. С такой направленностью воображения я должна была стать кем угодно, но только не следователем. Однако так уж вышло, что великая честь продолжить семейную традицию выпала именно мне. На то было по меньшей мере четыре причины.
Первая. В стране, в которой я живу, высоко ценится преемственность семейно-кастовых традиций. Сын бродяги становится бродягой, сын генерала — генералом, сын прапорщика — прапорщиком, сын министра — министром.
Вторая. Папа, дамских дел мастер, так и не сподобился сделать ни одного отпрыска мужского пола.
Третья. Моя старшая сестра Нинка рано вышла замуж. Ее супруг — человек хозяйственный, работящий и трезвомыслящий, поэтому проблема выбора кем быть, чтобы зарабатываемый кусок хлеба с салом был толще, длиннее и шире, перед ней не стоял так остро, как передо мной. В нашей семье только двое деток, и надо же было кому-то нести на себе проклятие рода Ищенко.