Совещались около часа.
— Насколько я понимаю, — наконец подытожил Семенов, — основных направлений у нас два: дальнейшая проработка связей киллера Геннадия Котика и проверка всех личных контактов самого Шамрая. Ну и по пистолету тоже работать надо.
— Есть еще одно направление, — неожиданно для всех и для самой себя произнесла я.
Все уставились на меня, и я почувствовала, как заливаюсь краской.
— Ну говори, говори. Чего замолчала? — подбодрил Иван Григорьевич. — Что там у тебя за направление?
— Мы совсем не работали со свидетелями происшествия.
— А что, у нас есть свидетели? — ехидно поинтересовался сидевший на углу стола Суббота. — Надо же!
— Почти в каждом деле есть свидетели, — почти процитировала я капитана Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя». — Мы их просто не искали. В больнице находятся десятки пациентов. Многим из них разрешено выходить на прогулку, а в тот день стояла теплая погода. Кто-то мог видеть, что происходило на самом деле. А выстрелы? Ладно, один пистолет был с глушителем. Но другой?.. Неужели никто не слышал третьего выстрела? Я думаю, что надо еще раз пройти по отделениям больницы, поговорить с каждым ходячим больным, с работниками, которые в тот момент находились на дежурстве. Этого сделано не было. Расспросили несколько человек и этим ограничились.
Говоря, я запиналась, но изо всех сил старалась справиться с охватившим меня волнением. Мое заявление было встречено скептическим хмыканьем, только на лице Ивана Григорьевича промелькнуло нечто похожее на заинтересованность.
— Ну хорошо. — Зампрокурора сделал вид, что согласился. — Обойдем мы всех пациентов и медиков. Допустим, что даже найдем свидетеля, который видел все собственными глазами, что маловероятно. И что это нам даст? Картина того, что произошло в субботу днем, и так ясна.
— Да ничего она не ясна! — Со страхом мне удалось справиться, и теперь я принимала вызов. — Почему, например, Шамрай оказался именно там, где оказался, а не в другом месте? Или его смерть имеет какое-то отношение к больнице? И еще. Вот мы нашли тело Шамрая с украденным пистолетом в руке и сразу решили, что он тоже преступник. А если все было совсем не так?
— И как же, по-твоему?
— Возможно, там был кто-то еще. Допустим, некто назначает капитану встречу. Капитан этому человеку доверяет, поэтому приходит, не догадываясь, что это ловушка, подстроенная, чтобы его убить. Они разговаривают, потом в назначенное время появляется киллер и три раза стреляет в Шамрая. На третьем выстреле пистолет дает осечку, но и двух пуль оказывается достаточно. Киллер понимает, что им самим собрались пожертвовать, чтобы сбить следствие со следа. Он пытается убежать, тем более что оружие у него неисправно, но ему это не удается. Тот, третий, убивает Котика из украденного пистолета, который затем вкладывает в руку Шамрая. Свои отпечатки, разумеется, перед этим стирает. Вот и все. И никому в голову не придет искать третьего, понимаете!
— Данные экспертизы показывают, что пуля, попавшая в затылок Котику, летела по траектории снизу вверх, то есть стреляли из лежачего положения. В крайнем случае, чуть приподнявшись. Вам, девушка, надо сначала материалы дела изучить, а уж потом гипотезы выдвигать, — строго произнес полковник Мартыненко.
Признаться, от Адама Сергеевича я подобного не ожидала. «Для него же старалась, — подумала я. — Хотела как лучше, а этот индюк надутый еще шпильки мне вставляет. Вот дадут тебе пинком под старый обвислый зад, будешь тогда знать». Проглотив обиду, я решила не сдаваться.
— Материалы я изучала, — с достоинством ответила я. — Но человек, убивший Котика, тоже мог стрелять с земли.
— Да там счет на доли секунды шел! А у тебя получается, как на стрельбище. На исходную шагом марш! Упор лежа принять! — Андрей Суббота язвительно рассмеялся.
— Можно подумать, что человеку нужно много времени, чтобы упасть на землю, — возразила я.
— В таком случае как же ты, изучив материалы, объяснишь следы оружейной смазки на одежде Шамрая? Идентичной той, что обнаружена на пистолете, который Шамрай сжимал в руке? — усмехнувшись, спросил Андрей и уточнил: — У пояса, с левой стороны, а?
Аргумент был убийственный. Про смазку на одежде я помнила, но в своих рассуждениях как-то упустила этот факт. И теперь на виду у всех села в калошу. На глаза стали наворачиваться слезы. «Все, хватит с меня, — решила я. — Сразу, как только кончится это проклятое совещание, напишу заявление. Пусть в архив переводят. Буду бумажки с одной кучки на столе в другую перекладывать… Хотя в архиве тоже голова нужна: бумажка бумажке рознь, а я ведь дура дурой».