Поддержка пришла с неожиданной стороны. Кашлянув, заместитель прокурора Семенов веско произнес:
— Давайте не будем выносить строгих оценок, коллеги. Все мы когда-то начинали. Тем более что Алеся Владимировна частично права. Не исключено, что место, где погиб Шамрай, было выбрано по вполне определенным причинам. С чего бы это капитана милиции занесло на территорию больницы? Вот что, Ищенко, коль скоро идея эта принадлежит вам, то вы и займетесь ее проверкой. Не возражаете, Владимир Степанович?
Пиночет отрицательно повел подбородком, показывая, что ему все равно. Он с самого начала был не в восторге от навязанной ему помощницы.
— Вот и отлично, — подытожил заместитель прокурора. — Алеся Владимировна, сходите еще раз в больницу и опросите как пациентов, так и медперсонал. Может, Шамрай навещал кого-то из больных. Будем надеяться, что вам удастся найти человека, который что-то видел или слышал. Опросите по возможности всех. Разумеется, тех, кто еще не разучился думать. Помните: заведение специфическое.
Когда расходились с совещания, Андрей Суббота подошел ко мне.
— Идем в буфет, кофейку выпьем, — предложил он.
Как коллега, Суббота оказался не самым плохим товарищем, но поскольку во время совещания он постоянно оппонировал мне, я была на него обижена. К тому же, как вы уже поняли, я относилась к числу людей, которые не сразу прощают другим свои собственные ошибки. Что поделаешь, человек грешен по своей природе. И я не исключение.
Сделав надменное лицо, я произнесла, чеканя каждое слово:
— Сами идите и пейте, товарищ старший лейтенант.
Не ожидая подобного афронта, Суббота даже отпрянул в сторону.
— Не понял, Леська. Ты чего, обиделась? На что? Обычное совещание. Обошлось даже без мата и оргвыводов, а это больше исключение, чем правило. Нормально побазарили.
— Я вам не Леська, а Алеся Владимировна. Запомните на будущее.
Оставив старшего лейтенанта вникать в смысл моих слов, я гордо удалилась.
Последующие три дня я находилась в свободном плавании. Пиночет отчета не требовал, заданий не давал, видимо решив не вмешиваться в мою активность и посмотреть, что из этого выйдет. Большую часть рабочего дня я отсутствовала; приходила часам к четырем, садилась за свой стол (временно я занимала место в кабинете Шевченко, хотя это было против правил), пересматривала сделанные за день записи бесед со свидетелями, если так можно было назвать тех людей, с кем я встречалась. Чертила схему территории больничного парка, рисовала кружочками людей, обозначая, кто и в какое время находился там в субботу одиннадцатого июня. Только один раз за все время я обратилась к Шевченко за разъяснением.
— Если мне нужно послать официальный запрос в районное отделение внутренних дел, должна ли я поставить в известность Ивана Григорьевича или я могу сделать это сама?
— Можешь и сама. Ты же ведь лицо процессуальное, — усмехнувшись, ответил Владимир Степанович.
Сделав вид, что не заметила иронии, я уселась за видавший виды компьютер и бойко забарабанила по клавиатуре. Впрочем, от меня не укрылось и то, что ирония во взгляде Пиночета, когда он, отрываясь от своих бумаг, смотрел меня, все больше и больше уступала место заинтересованности. Он явно верил в то, что все мои потуги к чему-нибудь да приведут, и не скрывал этого. Скорее всего, наблюдая, с каким упорством его подопечная пытается решить поставленную перед ней невыполнимую задачу, он поневоле начинал испытывать ко мне нечто такое, что отдаленно напоминало уважение. Если он вообще был способен на это чувство.
Придя в пятницу в начале девятого и обнаружив, что я сижу за столом с раскрытым блокнотом и никуда не собираюсь уходить, Пиночет смерил меня долгим внимательным взглядом, прежде чем произнести:
— Ну-с, молодая и интересная, судя по вашему виду, вы уже созрели для доклада?
Меня передернуло от этого его «ну-с». Не люблю архаизмов. От них несет плесенью.
— Созрела, Владимир Степанович. Свидетелей перестрелки найти не удалось. Шамрая никто не видел.
— Что и требовалось доказать.
— Но я, к сожалению, не смогла поговорить с одним человеком.
— Что это за человек?
— Пациент неврологического отделения больницы. В субботу он выходил на улицу. Долго отсутствовал. А теперь и вовсе исчез.
— Что значит исчез? Вы были у него дома?