От призрака исходил беззвучный вопль боли. Именно его неотступное, яростное, скорбное присутствие Чжу угадала, едва войдя в зал. Теперь этот ужас накатывал на нее с силой морского прилива. Хотелось свернуться, скрыться от чужого голода. Они с Оюаном всегда были похожи, и это сходство связывало их. Но теперь родство испарилось, осталась связь с чем-то мертвым — с чем-то чудовищным, — и осязаемый ужас накатывал на нее волнами, как тошнота.
Чжу бросила взгляд через плечо на Великого Хана — того как раз осенило, куда она смотрит. И что она видит.
Хан прямо и пристально взглянул на нее. Отметил пустой рукав там, где должна быть правая кисть, и дерзость, на какую не способна ни одна служанка. Понял, кто она такая, и поверил без единого колебания. Лицо его не дрогнуло. Но впалые щеки вспыхнули и тут же побелели, выдавая потрясение.
— Чжу Юаньчжан.
Хан произнес эти слова отчетливо, словно вывел в воздухе черные резкие иероглифы и начертал ими судьбу. Тот, кто избрал себе имя Чжу Юаньчжана, станет надгробным камнем на могилe Великой Юани, последним Ханом которой был Баосян.
— Значит, Цзяо Ю сказал правду о тебе. А я-то удивлялся.
Позади него, на спинке трона, золотые драконы ожили, распахнули пасти, чтобы извергнуть облака золотого водяного пара. Их тела были переплетены так, что не разобрать, где заканчивается один и начинается другой. Чжу произнесла:
— Я пришла за своим.
— Неужели? — Побелевшие пальцы сжали закрытую книгу. Он вдруг крикнул:
— Стража! Сюда!
— Великий Хан! — слабо донеслось снаружи.
Но никто так и не пришел. В огромную дверь стучали кулаками и рукоятями мечей. Резкие удары отзывались в зале гулким эхом, словно в черной подводной пещере.
— Великий Хан! Откройте!
Ма так и стояла у двери, которую она заперла на засов. Чжу наблюдала, как первоначальное замешательство Великого Хана медленно сменяется осознанием и злостью на себя. Ей было невдомек, что в нем есть что-то светлое, пока она не увидела полное исчезновение света. Все затопил мрак.
— Так Корё предало меня, — сказал он спустя один долгий, ужасный миг. — Признаю: мне не верилось, что они на это пойдут, даже если ты предложишь им независимость. Их ван — слабак, а знать прекрасно устроилась под покровительством Великой Юани.
— Не все Корё. Всего одна женщина, которая желала тебе смерти.
— Одна… а! — Ненависть к себе захлестнула его, но, очевидно, он взял себя в руки, пусть и с трудом. — Госпожа Ки. Что ж, у нее были на то причины. Мой просчет.
Он повысил голос, обращаясь к Ма через весь зал, и голос его подвел.
— Это было великое представление! А я великий глупец. И как я мог поверить… Ты вообще из Корё?
Тут же черты хана исказились болью, и он ответил на собственный вопрос:
— Конечно же нет. Когда я обратился к тебе на этом языке, ты ни слова не поняла. Кто ты?
— Познакомься с моей женой, Ма Сюин, — сказала Чжу. — Я не виню тебя в том, что она тебе полюбилась, у нее дар вызывать в людях самые теплые чувства. Ты это замечал, когда был с ней? Что становишься лучше, чем обычно?
Ма подошла и взяла ее протянутую левую руку. Едва не задыхаясь, она рыдала, глядя на Великого Хана.
У того на лице читалась такая мука, что Чжу подумала: не умирает ли он? Спустя мгновение Император поднялся с трона. Он был бледен и едва держался на ногах. Но злоба исходила от него черными волнами.
— Ну что ж. Как ты собираешься прикончить меня, Чжу Юаньчжан? Оружия у тебя нет. Неужели ждешь, что я убьюсь об пол, чтобы ты перешагнул через мое тело и уселся на трон? — Его рот искривила хищная усмешка. — Я не настолько великодушен. Легкой добычей не стану.
При всей своей женственности Великий Хан был выше и тяжелее Чжу. Наверное, и сильнее. А она — калека. В жестокой рукопашной схватке, где нос разбивают локтем, душат, накинув руку на шею, давят всем весом, он скорее всего победил бы.
Призрак неподвижно стоял у стены, в молчании сжимая сломанный меч. Чжу подошла. Холод, исходивший от него, пробирал до костей, но вблизи веяло чем-то пострашней. Хотя призрак не шелохнулся, она почуяла, что он ее заметил. Чжу вспомнила, как замертво падали на палубу корабля пиратки, из которых призраки высосали жизнь. А теперь жуткий голодный дух стоит перед ней. Это уже не Оюан, а лишь эхо его жажды мести.
Никогда еще Чжу не была так близка к гибели. Она осознала, что вся дрожит от животного ужаса. Эта сущность, которая раньше звалась Оюаном, могла бы убить ее одним касанием, стоит ей захотеть. Чжу не знала, сколько воспоминаний об их раздорах сохранилось у призрака — и сохранилось ли вообще.