Я чувствую свои пальцы и ощущаю улыбку у себя на губах.
— Он глубокий, — говорю я.
— Да.
— Он называется Колодец Душ.
Риджент поднимает голову и смотрит на меня.
— Откуда ты это знаешь?
— А что, разве не похоже?
— Я никогда прежде не слыхал о Колодце Душ.
— Это место, где все ждущие, те, кто раньше имел плоть, ждут и ждут без конца, — говорю я, касаясь его руки.
Песок — огонь, а корабль — серебряный огонь в дневном зное. И чувствовать зной приятно. Звук моих шагов по твердому песку. Я слушаю. Шум ветра и гул солнца, жгущего долины. Я вдыхаю запах кипящей в полдень ракеты. Я стою под люком.
— Где Риджент? — спрашивает кто-то.
— Видел его у колодца, — отвечаю я.
Один из них бежит к колодцу.
Я начинаю дрожать. Тихая трясучая дрожь, затаившаяся глубоко внутри, становится все сильнее. И я впервые слышу его, как будто он хоронился вместе со мной в колодце: глубоко внутри кричит голос, тонкий и испуганный. Голос кричит: «Отпусти меня, отпусти меня», — и такое чувство, будто что-то рвется на волю; хлопают двери в лабиринте, что-то бежит по темным коридорам и переходам, слышатся крики.
— Риджент в колодце!
Люди бегут. Я бегу с ними, но мне дурно, и дрожь буквально неистовствует.
— Наверное, он упал. Джонс, ты был здесь с ним. Ты видел? Джонс? Ну, говори же, парень!
— В чем дело, Джонс?
Я падаю на колени. Как же сильно меня трясет!
— Он болен. Эй, помогите-ка поднять его.
— Это солнце.
— Нет, — бормочу я, — не солнце.
Они укладывают меня на спину; судороги похожи на подземные толчки, и голос, спрятанный глубоко во мне, кричит: «Это Джонс, это я, это не он, это не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите меня!» И я смотрю вверх на склоненные фигуры и моргаю. Они касаются моих запястий.
— У него сердце частит.
Я закрываю глаза. Крики стихают. Дрожь прекращается.
Освобожденный, я поднимаюсь, будто в прохладном колодце.
— Он мертв, — говорит кто-то.
— Джонс умер.
— Отчего?
— Похоже, от шока.
— От какого шока? — спрашиваю я. Меня зовут Сешшнз, мои губы с трудом шевелятся, и я — капитан этих людей. Я стою среди них и смотрю вниз, на тело, которое лежит и остывает на песке. Я хватаю себя за голову обеими руками.
— Капитан!
— Ничего! — кричу я. — Просто головная боль. Все будет в порядке.
«Ну, ну, — шепчу я. — Теперь все хорошо».
— Нам лучше уйти в тень, сэр.
— Да, — говорю я, глядя сверху на Джонса. — Нам не надо было прилетать: Марс не хочет нас.
Мы несем тело к кораблю, а глубоко внутри меня кричит новый голос, требуя свободы.
«Помогите, помогите… — звучит где-то далеко, во влажной плоти. — Помогите, помогите…» — эхом разносятся слова мольбы, словно красные призраки.
На этот раз дрожь начинается гораздо раньше. Я не могу управлять собой, как прежде.
— Капитан, вы бы лучше перешли в тень. У вас неважный вид, сэр.
— Да, — говорю я. — Помогите, — говорю я.
— Что, сэр?
— Я ничего не говорил.
— Вы сказали «помогите», сэр.
— Я сказал? Мэтьюс, я сказал?
Тело укладывают в тени ракеты, и голос кричит в глубине затопленных водой катакомб из костей и багровых потоков. Мои руки сводит судорогой. Мой разинутый рот иссох. Мои ноздри раздуваются. Мои глаза закатываются. «Помогите, помогите, о, помогите! Не надо, не надо, выпустите меня, выпустите меня!»
— Не надо, — говорю я.
— Что, сэр?
— Ничего, — говорю я. — Я должен освободиться, — говорю я, зажимая ладонью рот.
— Как так, сэр? — кричит Мэтьюс.
— Все — в ракету! — воплю я. — Возвращайтесь на Землю!
У меня в руках пистолет. Я поднимаю его.
Хлопок. Бегущие тени. Крик обрывается. Слышится свист, с которым несешься сквозь космос.
Как приятно умереть через десять тысяч лет. Как приятно почувствовать эту желанную прохладу, эту расслабленность. Как славно ощущать себя рукой в перчатке, которая вытягивается и становится дивно холодной на горячем песке. О, этот покой, эта благость сгущающейся тьмы смерти. Но ее нельзя продлить.
Треск. Щелчок.
— Боже всемогущий, он покончил с собой! — кричу я и открываю глаза. И вижу капитана. Он лежит, привалившись к ракете; голова раскроена пулей, глаза навыкате, язык высовывается меж белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я склоняюсь над ним и касаюсь его.
— Глупец! — говорю я. — Зачем он это сделал?
Парней охватывает ужас. Они стоят над двумя мертвецами и, повернув головы, смотрят на марсианские пески и далекий колодец, где под толщей воды лежит Риджент. С их сухих губ срывается хрип, они хнычут, будто дети в кошмарном сне.