Это определенно был Натаниель. Морган сжал кулаки, но не пошел за ним. Он не решился. Притронься он к брату хоть пальцем, он разорвал бы его на куски.
Войдя в дом, Морган направился прямо в библиотеку. И к графину с бренди. Он налил рюмку почти до краев, но не стал пить. Сжав челюсти, он смотрел на янтарную влагу, словно ее творцом был сам дьявол.
Снова его высокомерная супруга унизила его и довела до состояния, когда он презирал себя за слабость и глубину падения. Он напомнил себе, что поддайся он пороку, и исчезнет разница между ним и пьяницей отцом, между ним и Натаниелем.
Но соблазн погрузиться в забытье, обрести покой был непреодолим, слишком велик, чтобы с ним бороться.
Морган опрокинул рюмку в рот, и огненная жидкость потекла, обжигая горло.
Когда графин опустел, его мысли были в беспорядке, он смутно понимал, что делает, но его гнев разгорелся с еще большей силой.
Он поднялся на второй этаж к себе в спальню и секунду, насупившись, созерцал дверь, ведущую в комнату Элизабет.
Постепенно горечь поборола в нем все остальные чувства. Он вспомнил, как выглядела она в то утро, ее обнаженное тело рядом с ним. Он снова видел ее нежную беззащитную шею, хрупкие белые плечи, такие женственные и покорные в своей слабости. Такие, как она сама… Нет, тут он ошибался. Элизабет никак нельзя было назвать уязвимой, она била уверенной и сильной и знала, чего добивается.
Совсем как Амелия.
Он бросил сюртук на кровать, проклиная себя за то, что оказался слепым глупцом. Он был обманут дважды. Дважды. Сначала Амелией и вот теперь Элизабет.
Красный туман ярости застлал ему глаза, вновь он представил себе Элизабет и Натаниеля, их губы слиты в поцелуе, руки страстно обнимают друг друга.
Прямо перед ним висела та самая подаренная ею картина с изображением клипера. Морган сорвал ее со стены и швырнул на пол. Удар был такой силы, что рама разбилась на куски. Так же как и его сердце.
Элизабет приостановилась. Она уже готовилась лечь спать и одним коленом опиралась на кровать, другая босая нога зарылась в мягкий ворс ковра. Насторожившись, Элизабет склонила голову набок, она точно слышала, как что-то тяжелое упало на пол в комнате Моргана.
Все замерло.
Желтая полоска светилась под дверью Моргана. Очень тихо, на цыпочках, она подкралась к двери и снова напряженно прислушалась.
Ни звука.
Сдерживая дыхание, Элизабет взялась за ручку и медленно повернула, движимая силой, которой не могла противостоять. Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. На полу меж осколков разбитой рамы лежала картина, та самая, что она подарила мужу.
Этот разгром не мог быть случайностью.
Страшная боль сжала ее грудь. Так вот что за шум она слышала в соседней комнате! Она пошатнулась, как от удара.
Внезапно дверь широко распахнулась, и Элизабет отдернула руку. Подняв голову, она в растерянности и ужасе смотрела на возникшую прямо перед ней высокую фигуру мужа.
Он вглядывался в нее с пугающей напряженностью покрасневшими, горящими глазами. Они стояли так близко, что между ними нельзя было просунуть руку, и Элизабет почувствовала резкий запах спиртного.
Морган был пьян.
За все это время Элизабет никогда не видела, чтобы он даже прикасался к спиртному, и вот теперь он был пьян. Она пришла в ужас.
С криком она повернулась, чтобы броситься бежать, но Морган оказался быстрее. Сильные руки взяли ее в плен и прижали к широкой груди. Сопротивление было напрасным, еще три шага, и он втащил ее к себе в комнату.
Боясь двинуться или вздохнуть, Элизабет посмотрела ему в лицо. На этот раз в его взгляде читались все его чувства, и Морган был столь ужасен, что Элизабет почти поверила, что он сам убил Амелию…
— Морган, — воскликнула она. — Что случилось? Что с тобой?
Он отпустил ее, но, продолжая разглядывать, медленно обошел ее вокруг. Сердце Элизабет неистово колотилось, она вздрогнула, когда загрубелый палец потрогал нежную ямочку между ее ключицами. Прикосновение было подобно ласке летнего ветерка и противоречило злобному выражению его глаз.
Всего шаг отделял их друг от друга, но, казалось, между ними лежал целый океан.
— Прошу тебя, Морган, оставь меня в покое, — с трудом выговорила она. — Ты пьян.
— Верно, Элизабет, я пьян. Очень пьян. — Он улыбался неестественной улыбкой. — Но позволь мне спросить, дорогая, не хочешь ли ты мне что-то рассказать?
Элизабет побелела: он знал, в этом не было сомнения.
— Неужели, — начала она, еле шевеля губами, — неужели ты видел…
Его улыбка исчезла.
— Ты угадала, Элизабет. — Его голос был полон издевки. — Я видел свою добродетельную жену в любовном объятии с моим собственным братом.
У Элизабет пересохло во рту. Она хотела отвести глаза и не могла. Взгляд Моргана прожигал насквозь, до самой глубины души.
— А теперь все-таки откройся мне. Если бы я не видел тебя с Натаниелем, ты бы сама мне призналась?
Элизабет судорожно сглотнула. Она не могла вымолвить ни слова.
Я его предупреждал, чтобы он не являлся без приглашения. Так вот, скажи мне, Элизабет, ты сама пригласила его к себе в спальню?
— Нет! — Наконец голос вернулся к ней. — Морган, ты ошибаешься!
— Я ошибаюсь, Элизабет? Я застал вас, когда вы обнимались, скажи мне, в чем моя ошибка.
Морган был неумолим, она видела приговор в его глазах, ей оставалось только упрашивать.
— Нет, Морган, ты ошибаешься! Натаниель действительно приходил, но я его не ждала и не приглашала. У него неприятности, Морган. Ему нужны деньги, и я… Я отдала ему ту сумму, что лежала к шкатулке. На хозяйственные расходы…
— А что еще ты отдала ему, Элизабет? Что еще?
Слова прозвучали, как пощечина, Элизабет побледнела, но стояла на своем. Разве есть что-нибудь на свете сильнее правды?
— Я не обманываю тебя, Морган. Натаниель меня поцеловал. Он отказывался уходить, пока меня не поцелует. Но если ты хочешь кого винить, то вини меня. Я должна была сразу его остановить, но я хотела увериться раз и навсегда, что мои прежние чувства к нему умерли. Неужели ты не понимаешь? Умерли! Я ничего не почувствовала и думала только о тебе!
В его взгляде мелькнула теплота, но челюсти по-прежнему были стиснуты.
— Тогда докажи мне, Элизабет. Докажи, что ты меня любишь.
Перчатка была брошена, Элизабет оставалось только ее подобрать. Она должна принять вызов, иначе навсегда лишится его доверия.
Очень медленно Элизабет приблизилась к мужу, у нее подкашивались ноги, и несколько шагов казались бесконечными. Она облизала сухие губы.
— Я не знаю, что ты от меня хочешь, — сказала она неуверенно.
— Поцелуй меня, Элизабет. Мы с Натаниелем братья, а у братьев все пополам. Даже их жены. Ты согласна?
Элизабет сжалась от обиды. И почему только он постоянно издевается над ней? Но отступать было поздно, он мог никогда ее не простить.
А что значит простить? Морган О'Коннор был из тех, кто никогда не прощает. Он еще не простил Натаниелю некую неведомую ей вину! Непонятным образом Элизабет знала, что это именно так.
— Я жду, Элизабет.
С внутренним трепетом она положила самые кончики пальцев ему на плечи и, приподнявшись на цыпочки, боязливо прижалась губами к его губам.
Морган оставался холодным и неподвижным, его губы были сурово сжаты. Он словно окаменел и не отзывался на ласку, хотя Элизабет ощущала, что внутри он был как натянутая струна. Она попыталась расшевелить его, прикасаясь к его губам то с одной, то с другой стороны, и кончила тем, что прикрыла его рот своим, безмолвно умоляя смягчиться. Ее ладони в неосознанной ласке легли ему на затылок. Языком она обвела красивую линию его рта. Его губы чуть приоткрылись, и их дыхание смешалось.
У Элизабет кружилась голова, когда наконец она отодвинулась от него. Они смотрели в глаза друг другу, и его по-прежнему светились, но уже не гневом, а голодной жаждой, столь сильной, что Элизабет оробела.