Я поднялся на второй этаж, остановился перед дверью. Старательно вытер обувь о влажную тряпку, постеленную, видимо, совсем недавно, скорее всего, кем-то из соседей, жалеющих Мальцеву и ухаживающих за ней по мере сил. Нажал кнопку звонка. Ждал я долго, но не услышал за дверью никакой реакции на звонок. Понимая, что инвалидка не может передвигаться так же быстро, как здоровый человек, я выдержал длинную паузу, прежде чем позвонить во второй раз.
Теперь уже настойчивее. И опять никакой реакции. Пожав плечами, я уже решил уйти, когда что-то задержало мое внимание. Может быть, чересчур большая щель между самой дверью и уплотнителем из войлока, прибитого тонкой полоской по периметру косяка. В принципе, это могло быть следствием чьей-то неаккуратности, а могло быть…
Дверь открылась легко и без звука. Я вошел, в два шага преодолел тесную прихожую. Дверь в комнату была открыта, как и балконная дверь. Перед балконной дверью, спинкой ко мне, стояла инвалидная коляска. Я шагнул вперед, уже понимая, что мне предстоит увидеть. Понять было нетрудно. Справа от коляски вплотную к стене располагался диван с неубранной постелью. На одеяле текстом вниз лежала раскрытая книжка. Там же стоял телефонный аппарат с длинным проводом, лежала гитара с порванной, собравшейся в неровные кольца струной. А рядом валялся окровавленный топор с прилипшими к нему темными длинными волосами…
Я подошел ближе. Не слишком торопливо, хотя видом крови испугать меня было сложно. И видом расколотой топором головы тоже. Обошел кресло и увидел ту, что звалась раньше Лидией Мальцевой. Она, похоже, оборачивалась как раз в тот момент, когда ей нанесли удар. Но обернуться ей было сложно, она только приподняла голову, и лезвие топора ударило ее не в темя, а частично в лоб, частично в верхнюю переднюю часть головы. Один-единственный удар был смертельным. С такими ранами умирают в течение секунды. Должно быть, топор не отличался остротой и череп не прорезал, а именно прорубил, как прорубил бы его, скажем, колун. Но лезвие вошло в мозг.
Лидия Владимировна перед ударом инстинктивно сжалась, насколько смогла это сделать, попыталась пригнуться, уже сидя в кресле, и была убита в этой позе. Вот потому от входа голову ее за спинкой инвалидного кресла видно не было. Глаза убитой оставались широко распахнутыми. Должно быть, при жизни у нее были большие глаза, они не пожелали закрыться и после смерти. Кровь из раны стекла не по глазам, а по носу на подбородок и грудь, пропитала халат. Хорошо различались сильно расширенные испуганные зрачки.
Мне было больно рассматривать Лидию Владимировну. Наверное, она ждала меня, надеялась, что я ее спасу, хотя я не предполагал, откуда у нее могла появиться такая уверенность. Меня в городе знают немногие. Разве что несколько удачно проведенных расследований могли дать почву слухам. Так, наверное, и было. Кто-то ведь дал ей мой служебный телефон.
И вот я не смог оправдать ее ожидания. Опоздал. Это всегда бывает больно, когда на тебя надеются, а ты опаздываешь. Будь у меня машина под рукой, я, возможно, и успел бы. Не потеряй я время на поиски данных о ней на полицейском сайте, я тоже, возможно, мог бы успеть. В конце концов, если бы я воспользовался такси, я мог бы успеть спасти ее. Но сослагательное наклонение в данном случае было недопустимо. Это я хорошо знал.
Я потрогал пальцем кровь у нее на лбу. И понял: нет, я не успел бы, даже если бы летел на вертолете. Когда она звонила, убийца, возможно, уже открывал дверь ее квартиры. Кровь успела застыть, хотя и была еще мягкой. Впрочем, головная кровь всегда густая. А густая кровь застывает быстрее. Тем не менее я отдавал себе отчет в том, что эксперт из меня никакой и время убийства с относительной точностью в пределах двух часов, как всегда, определит только специалист.
Я вытащил трубку, чтобы передать сообщение дежурному по городу. В этот момент услышал, как со стуком распахнулась дверь в прихожую, и почти сразу же в комнату ворвались трое патрульных с автоматами, наставленными на меня. И тут же через раскрытую балконную дверь я услышал вой сирены полицейских машин, что въезжали во двор. При этом я сразу сообразил, что даже с включенными сиренами и проблесковыми «маячками» дежурной следственной бригаде требовалось никак не менее десяти минут, чтобы добраться от городского управления до места убийства. А я здесь находился чуть больше пяти минут. То есть кто-то позвонил в полицию с сообщением об убийстве примерно в то время, когда я выходил из автобуса. Меня попросту караулили…