Рита со вздохом улыбнулась:
– Джина, знаю, что всегда могу на тебя рассчитывать.
– Разумеется. Итак, где он был?
– Не знаю.
– Почему не написал?
Рита нахмурилась:
– Не знаю.
– Ну что он сказал?
Рита хлебнула травяного чая из чашки.
– Он хотел всего лишь поговорить о ребенке.
– Ничего себе.
– Вот именно. – Рита тяжело вздохнула и поставила чашку на кофейный столик. – Он удивился, увидев, что я беременна. Кажется, его это не обрадовало.
– Нам не нужна его радость. Но почему бы ему и не обрадоваться? Подожди. Не отключай телефон.
Ожидая, Рита опустила голову на спинку кушетки. Ее квартирка уютная и удобная. Есть гостиная, кухня со всем необходимым оборудованием, спальня и ванная, правда, такого размера, что она постоянно билась локтями о дверцу душа. Стены в квартире мягкого зеленого цвета, висят фотографии в рамочках с видами пляжа, гор и членов семьи.
– Ну вот, – сказала Джина. – Я отнесла ребенка Джимми. Когда нервничаю, я должна ходить и махать руками.
Рита рассмеялась:
– Джина, со мной все в порядке. На самом деле. Мне просто нужно с тобой поговорить.
– Ну конечно.
У сестры было четверо чудесных ребятишек, младшей всего восемь месяцев, и еще обожающий ее муж. Рита на минуту позавидовала Джине. Потом погладила свой живот медленными нежными движениями. И у нее тоже есть ребенок. Она не одна. И не важно, что Джек ушел от нее, чтобы неожиданно ворваться в ее жизнь.
– Как ты собираешься поступить? – спросила Джина. – Что ты чувствуешь?
– Ни в чем я не уверена – это ответ на оба вопроса. – Рита встала с кушетки и подошла к окну, выходящему на Главную улицу. Она стояла в темноте и думала о том, что тонкая ниточка связывает ее со старшей сестрой.
– Я не знаю, что делать, – призналась Рита, – потому что не представляю, что у него на уме.
– Что бы ни было, ты справишься, Рита, ты не одинока.
– Вообще‑то одинока.
– Ты все еще его любишь?
Рита положила ладонь на стекло – холод проник в кожу.
– Я буду дурочкой, если это так? – прошептала она.
Глава 3
Джек поднял голову.
– Что с тобой происходит? – Отец вошел в кабинет, который прежде был его. Томас Бьюканан – высокий, подтянутый, с сильной проседью в волосах, острым взглядом голубых глаз. Передав повседневное руководство компанией старшему сыну, Томас оставил за собой место в совете директоров, чтобы быть в центре событий, в том числе держать в поле зрения сына.
– Ничего, – ответил Джек и уткнулся в пачку документов на письменном столе. – Почему ты спрашиваешь?
– Ну, хотя бы потому, что ты чуть не оторвал голову Шону, когда он не смог быстро внести в компьютер план судоходства.
– Это его работа. Он должен успевать.
Джек посмотрел на отца, увидел настороженный, проницательный взгляд и отвернулся – он не настроен на беседу и не может удовлетворить отцовский интерес. Он знал, что после возвращения к гражданской жизни семья беспокоилась о нем, и больше всех отец. Но что Джек мог поделать? Ничего. Терапия и сочувствие ему не нужны, и он не хочет говорить о том, что видел на поле боя. Он хотел бы забыть об этом и жить той жизнью, какая была у него раньше. Пока что не получается.
После нескольких секунд молчания отец произнес:
– Я все‑таки не понимаю, почему ты сменил мебель в офисе. И стол зачем‑то передвинул. Это мой отец поставил стол у окна, и стол ни разу не передвигали. До сих пор.
Джеку стало неловко, и он заерзал в объемистом черном кожаном кресле. Он сделал кое‑какие изменения, когда занял отцовское место. Главное – он передвинул стол красного дерева так, чтобы сидеть спиной к стене, а не вырисовываться на фоне окна.
Да, он знал, что это глупо и ему не нужно опасаться снайперов, но трудно отбросить прочно укоренившиеся привычки, которые сохраняли ему жизнь.
– Мне так нравится, – ответил Джек.
Отец вздохнул:
– Почему бы нам не поговорить?
– Мы уже разговариваем, – сказал Джек.
– Но ни о чем важном, с тех пор как ты вернулся. Словно ты все еще слишком далеко и до тебя не добраться.
– Папа, я здесь.
– Частично, но не полностью. Я каждый день себя спрашиваю, когда же мой сын наконец приедет домой.
Джек тоже себя об этом спрашивал. У него было ощущение, что часть его осталась в жаркой пустыне, и он не знает, когда найдет эту часть, и найдет ли вообще.
– Папа, я очень стараюсь.