И только теперь мы поняли, как страшно вымотались и проголодались. Мэг поспешила на камбуз, а мы с Русланом остались в кокпите у штурвала. Можно было рулить изнутри, вторым штурвалом, из рубки, но не хотелось уходить от волшебного запаха океана. Разрезаемая форштевнем вода шелестела и плескала за бортом. Штормгласс в компании с барометром обещали назавтра солнечную погоду с ровным норд-остом. Я решил расспросить Руслана об острове, и как пиратская шайка нашла его. Он сказал, что не знает, и добавил:
— Из тех, кто был с самого начала, только лысый Мануэль остался. Говорил, что наткнулись случайно — драпали от морской полиции. И поняли, что этот остров — просто подарок. Его ж не видно, только когда совсем рядом. Глядишь — ничего нет. А тут остров...
Уже потом пираты наткнулись на все эти штуки — бетонные дороги, труба в центральном холме, стальные двери, сокровища… Руслан рассказал про огромную свалку старых костей, про подводную лодку и оба старых парусника, про грузовики и склады стройматериалов, про деревянную крепость и разрушенную электростанцию, про несколько кладбищ… Этот остров видел много смертей.
Конечно, они пробовали открыть эти двери. Сто раз пробовали. Однако ничего не вышло: двери очень прочные, и даже базука их не берёт. Там есть ещё вентиляционные шахты. Года три назад один разбойник из любопытства полез посмотреть, что там — и в итоге получили труп на верёвке. Он сперва завопил, как резаный, потом его вытащили, глядят — а он и в самом деле резаный, обо что-то живот распорол, все кишки наружу и вывалились…
А ещё я его про слуховые галлюцинации спросил. Ну, когда слышишь то, чего нет. Оказалось, что не только слуховые, но и зрительные. И даже очень часто. Руслан задумчиво смотрел вперёд и вспоминал:
— У меня вот однажды было, как наяву: идёт волосатый бородатый мужик, в тряпки одетый, глаза безумные, сопит... под нос бормочет что-то, в руках слиток золота несёт. И пиратов видели настоящих — с саблями, с ружьями старинными, в треугольных шляпах. Они то ром пили, то дрались, то шли куда-то. Мы эту песню все наизусть знали, про пятнадцать человек и сундук. И даже сами пели, когда напивались. Ещё фашистов видели — тоже бородатые, в рваной форме с погонами, с автоматами. Какие-то тюки, свёртки несли. Один был такой рыжий-рыжий. Всякое видели и слышали. И стрельбу, и взрывы, и вопли, и просто болтовню. Поначалу страшно было, потом привыкли. Оно же так не везде, а только в долине — там, к югу от центрального холма. Появятся — и растворятся в воздухе. Проклятое место. А уж как новеньких пугали…
Ещё бы, хмыкнул я про себя, ведь натуральная чертовщина… а Руслан продолжал:
— И как тут слугой шайтана не стать? Только выпивкой и спасались. За наркотики у нас сразу стреляли, без разговоров, а пить разрешали сколько влезет, хотя, по-моему, разницы никакой. Ай, не по мне всё это. Ну, ничего. Теперь документы справил, полечу в Джорджию, границу перейду, паспорт российский куплю и стану жить, как все.
Я сначала с удивлением подумал — если в Штаты собирается, в Джорджию, то при чём тут российский паспорт? И лишь потом до меня дошло, что он имеет в виду Грузию, которая на Кавказе.
Руслану между тем захотелось выговориться. Он рассказывал про свою землю, какая она красивая, да только пожгли там всё, порушили. И русская армия, и они же сами. Сказал, что никто там ни за какого Аллаха не воевал — ну, разве что поначалу. А потом только за деньги, неизвестно чьи. Русские солдаты — так и вообще непонятно за что. И ещё добавил, что русские их не любят. Разные они с ними. Мол, и те хорошие, и те — но разные. Дед Руслана, по его словам, в ту войну три германских танка гранатами сжёг, вынес на себе из боя командира полка, был тяжело ранен… Ему обещали дать звезду Героя — это что-то вроде французского Ордена Почётного Легиона, да? И вот семья ждала три года, а вместо этого их выселили куда-то в холодную Сибирь, на чужую землю. Теперь в Чечне свистят пули, а народ — не то партизаны, не то бандиты, смотря с какой стороны посмотреть, да и то не разберёшь...
И Руслан надолго замолчал. Я не стал лезть к нему в душу. Раскурил трубку, предложил ему, но он отказался и просто сидел на банке, глядя в во влажную океанскую ночь.
А я держал курс и размышлял — вот почему так? Нам, англичанам, французы — старые враги, столько веков воевали, но ведь умеем жить дружно. Если захотим. Вон, взять хотя бы меня и Мэг...
Мы шли в кромешную темноту, и наши паруса, слегка похлопывая в упругих струях тёплого ветра, подбадривали нас.
~ 15 ~
FÜNFZEHN