— А-а, ну ты даёшь, — протянул директор и с сомнением на кран посмотрел. — А как это ты просочился в «штаб»?
— Так я сразу на вызов пошёл. Леся давно говорила. А вчера напомнила. Говорит, месяц уже человек просит прийти, заявками закидала. На этой… как его… — тут Боря в коридор крикнул. — Хозяйка, какой адрес?
— Ленина, пять, — ответила Лида голосом сильной, уверенной в себе женщины.
У неё всё-таки сегодня секс был. И мужчину она накормила бутербродиками. А это уже — показатель, что ради неё работу прогуливает. Так можно ему и Байрона в оригинале почитать по ролям. Пусть слушает.
— Ленина, пять, — повторил Боря в камеру и добавил тут же голосом, полным жалости. — Раньше бы пришёл, может бы и не прорвало. Так что моя вина, вроде как.
— А Олаф что, тоже залит?
— Олаф? — Боря даже голову почесал. — А он что, не на работе ещё что ли?
— Вы же вместе ходите!
— Теперь нет, — отрезал Боря. — Я с ним и так ничего не успеваю. А раз такой умный, и батареи красить не хочет, пусть сам работает. Язык знает, не заблудится.
— Так и… где он? — повторил директор.
— На остановку шёл, когда я его видел в последний раз.
— Дело ясное, что дело тёмное, — ответил Тимофей Вольфович и кивнул. — Ну, работай. Поищем.
Связь отключилась. Боря как руки опустил, так снова чуть кости не вытащили все. Хребет кончился, истончился. Кожа и мышцы в нём, да и те — сало.
Стараясь не растаять прямо на кухне, он даже кран проверил, на трубу под мойкой заглянул. А там всё — идеально. Однушка, однушкой, а трудов вложено много и всё по уму.
«Хоть заезжай и сразу живи!», — воскликнул внутренний голос и Борю в комнату повёл. А по пути добавил шёпотом: «Кстати…»
А Боря как зашёл в комнату, так и обомлел. Стоит Лида, постель застилает. А диван уже разложен. И простынь такая белоснежная, чистая, свежая. И натянута как в армии на кроватях. Ни складочки, ни бугорочка.
— Борь… а давай ещё поваляемся? — снова так тихо-тихо девушка эта добавила с опытом зрелой женщины.
Тут-то Глобальный и пропал. Тело само двинулось по направлению к постели. И как пух опадает вниз, брошенный с руки, так и Боря в два-три летящих движения на постели вдруг оказался. Лида тут же халат сбросила, рядом легла и обоих укрыла.
«Ты как хочешь, а я женюсь», — добавил внутренний голос и даже начал ожидать приставаний разных, и тыканий пальцем в щёку с вопросом «ты вообще меня слушаешь?»
Но Лида была умнее. Лида закинула ножку и замолчала. Только губы уха коснулись его, и дыхание жаркое медленно и неторопливо в самую его суть проникло вместе с воздухом:
— Борь… давай поспим, а?
«Женюсь!» — повторил внутренний голос, как будто с ним кто-то ещё спорил.
Рука уже не глядя телефон отключила и под диван швырнула. Там ведь мягкий, уютный ковёр, пропылесошенный если не прямо с утра-пораньше, то вчера на ночь глядя, как минимум.
Лида тоже глаза закрыла, и только перед тем как засыпать, его за член взяла. Нежно так, но чтобы был. Важно ощущать, что теперь — своё. Или хотя бы рядом. Жезл всевластия типа, а она — королева. Может постоянно рядом и не таскать. Но если понадобится — тут как тут.
Шарит рука девичья спросонья, но шары нашарив, успокаивается. А вот уже и сопит рядом на ушко. И такое Боря чувство блаженства и единения в тот момент ощутил, что из тела выкидывать начало. В высшие меры стремительно возносить даже.
Рядом его персональный ангел прилёг, не иначе. А что ругается, так это от долгого пребывания на Земле. Ещё и зима. Зима кого хочешь испортит… Даже немцев.
Но куда Олаф мог подеваться из маршрутки? На остановке его то уже не было.
Заёрзал было Глобальный, тревоги преисполнившись, и даже возноситься перестал. Но тут ладошка девичья в кудри нижние впилась, пропустила их между пальцев. И тревогу ту как отрезало.
«А она знает, как успокаивать», — отметил внутренний голос, и полёт сразу возобновился, и решение единогласное в её пользу — ОНА!
И пусть за окном по-прежнему дул ветер, и сыпал снег на подоконник, сон почти овладел комнатой, где сплетение ног и рук как-то само превратилось в нечто большее, чем просто мужчина и женщина.
Тут некстати затылок зачесался. Подняв голову, Боря даже глаз приоткрыл. И невольно на трюмо посмотрел. А на том трюмо девушка молодая с лентой «выпускница» стоит, а рядом мужчина длинный в форме военной.
Боря моргнул раз. Моргнул два. А наваждение не уходит. И смотрит на него с той картинки прекрасной капитан Гусман собственной персоной.
«Да ну наху-у-уй!» — тут же внутренний голос заявил, прекратив вознесением всякое.