— Да-а-а, — протянул Кишинизде, поправляя кепку. — Дела-а-а. Трое суток прошло?
— Только сутки.
— Ну так зайди после выходных.
— Не могу… немец же, — напомнил Боря.
— Точно, — припомнил Кишинидзе и прошёл в кабинет. Присев на мягкий стул, за удобный стол начальства, добавил. — Ну, заходи. Описание составлять будем. В чём был одет? Как выглядит? Только давай без фоторобота. Рисую я как мудак.
— Да какой ему робот? Лысенький такой, болезненный, в ватнике, опять же. Шапка-ушанка на нём. Валенки. Улыбочка извращенца со стажем. Я бы с ходу ему от трёх до пяти дал, как увидел. Так что не перепутаете.
— Боря, блядь, притормози. Это на мне погоны, а ты в нашу работы не суйся.
— Так я и не собирался. Мне бы самому на работу попасть.
— Тогда зачем ты мне каждого местного бомжа на районе описываешь? — укорил Кишинидзе, написав на листике лишь словосочетание «хуй в пальто». — Ты давай лучше такую примету, по которой сразу определить можно.
— Так он на немецком шпарит! — заявил Боря и добавил тише. — Ну, как в порнухе.
Кишинидзде даже улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, повторяя медленно:
— Как в порнухе, значит? Это хорошо. Это уже — улика! А ещё что-нибудь есть?
— Так его какую хуйню не спроси, он ответит «я-я»! Правда сначала ещё яволь говорил, но потом как отрезало.
Старший лейтенант на листике тут же дописал «склонен к выебонам», но для полноценной характеристики этого было недостаточно. Покажи такой листик Хромову — он тебе тут же его поглубже и засунет.
И Кишинидзе тут же листик скомкал, в урну бросил. «Трёхочковым».
Боря, понимая, что следствие буксует, молча достал бумажник. У Кишинидзе тут же глаза загорелись. Но в руке всё ещё была кружка с кофе. И видимо пары в нос ударили.
— Но-но! — тут же добавил он. — За это сейчас по рукам бьют.
Но Боря весь бумажник оставлять не решился. Только водительское удостоверение достал, купюр не показывая. И на стол его кинул.
— Вот! Как с картинки. Только добавить пару лет на ебало, как будто на каторге отпахал и самое оно получится.
Старший лейтенант повертел прямоугольный кусок лакированного пластика, потом сфотал и вернул обратно.
— Это уже — вещь! Теперь только Хромова дождёмся, передам ему тебя с твоим немчиком и спать домой пойду. А они с Сомовым пусть шароёбятся по району. С лопатой.
— А немчик? — напомнил Боря и тут же добавил. — Я за него стол накрою. Ну или хотя бы кофе нормального куплю. Чтобы бодрее ночевалось.
Снова загорелись искрой интереса глаза старшего лейтенанта.
— Точно, немчик же, — снова повторил Кишинидзе, пощупал себя по карманам, зевнул и добавил. — Слушай, ну немца у меня сегодня нет. Ты завтра-послезавтра приходи, может какого немца тебе и организуем. Я как на работу попаду в следующий раз, весь поисковой локатор свой на немцах сразу и сориентирую. К нам вроде бы ссылали их сюда раньше, после Великой Отечественной. И тоже в валенках.
— Да нахрена мне другой немец? — немного привёл в чувство служивого блюстителя порядка сантехник без разводного ключа. — Мне и этого было по горло! Лишь бы рожу себе не отморозил. А то обратно в аэропорту не выпустят. А так сдать бы его обратно и забыть к едрене фене.
Кишинидзе кофе допил последний глоток, и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен.
Боря вздохнул, буркнул:
— Ладно, вечером зайду, — и удалился.
Зря только время потратил. Теперь на остановку вообще смысла идти нет. Час-пик. Траффик. И пассажиропоток такой, что рад не будешь.
Мир стал немного светлее. Боря по лестнице спустился и вдруг в снегу бабку увидал. Побежал даже к ней. Что там делает в сугробе?
Но там лишь пакетик с картинкой бабки улыбчивой. Перфоменс почти. Снеговику на голову натянули. А тот на спину от ветра и завалился. Это под утро ветер стих. А ночью дуло так, что стёкла дрожали.
Комкая в руках пакетик с изображением бабки, Боря вдруг понял, что не хочет на работу. И за машиной не хочет. И немца искать — тем более не хочет. Сейчас он хотел только бабку из головы достать. И желательно куда-нибудь подальше забросить, как этот самый пакетик в урну поверх снега.
Тут то Боря и вспомнил, что сеанс у психотерапевта вчера вечером пропустил. По своим, ебабельным проблемам. А также припомнил, что от участка номер семь до её офиса гораздо ближе, чем от Лиды до участка номер семь. А по отношению к остановке почти равнозначно.
Решив поставить всех бабок в своей голове с помощью пары купюр в кошельке немца, Боря решительно к Ирине Олеговне направился. Психолог с фамилией Цветаева должен нести в мир счастье. Или делать его хоть немного краше, пока вокруг одни сплошные покрышки с чебурашками под тоннами снега. Потому что не заслужил такой участи ушастых друг девства.