А Кира искала так нужные ей семейные вещи для упаковки в большой чемодан на колёсиках. Какой-то семейный артефакт затерялся. То ли где-то на чердаке, то ли вовсе на крыше. Но что более поразило, она вообще не шла на диалог!
Вот и получилось, что придя в гости, ему тут же намекнули, что он не гость, а риелтор. В связи с чем и вручили распечатки документов в руки и указали на кухню, где самому можно было сделать чая. А сами удалились по делам.
«Служанок больше нет, как и друзей», — констатировал внутренний голос, пока хозяин немного сожалел о Габриэлле и Ниннэль: «Люди всё-таки не один десяток лет тут проработали, а от них избавились, как от мусора, депортировав на родину».
Сделав чая, сантехник остался один в просторной гостиной. Это как минимум означало, что той ниточки, что связывала их с недотрогой, больше нет. Сгорела, истлела или порвалась — уже не гадать. Кира другая, Зина другая. Дом другой. Они уезжают и будут жить в «бостонском браке», как обе выразились.
Но в этом нет ничего извращённого. Боря даже проверил в интернете, чтобы убедиться, что обе не стали уж слишком близки. А попутно узнал, что это историческое название долгосрочного совместного проживания двух женщин. С девятнадцатого по двадцатый век в таком союзе жили женщины, стремящиеся к финансовой независимости и карьерному росту.
«Бостонский брак» не был напрямую связан с каким-либо видом романтических отношений. Хотя лесбиянки в то время и прикрывали им свои связи, порицаемые в приличном обществе.
Двадцать первый же век привёл к тому, что мир разделился на три части. Одни уже не видели ничего плохого, чтобы развивать отношения с партнёром своего пола с привлечение биологического материала другого пола, другие были не прочь забить таких камнями на площади прилюдно или сжечь на костре тайком в лесу. А абсолютному большинству было уже всё равно кто и как живёт, лишь бы их не трогали в попытке выжить в этом безумном, стремительном потоке того, что и называлось жизнью. Только раньше это было рекой, а сейчас — сливом. Однако, Боря подспудно надеялся, что Зина с Кирой всё ещё любят мужчин.
Тишина давила на сознание. И переворачивая листики, риелтор-самоучка прикидывал так и этак. Дом в отличном состоянии, дорогой, с богатой обстановкой. Самый дорогой в посёлке Жёлтое золото. В меблированном состоянии, если оставят «как есть», его легко можно было выставить за пятьдесят миллионов с символическим торгом. Его процент посредника с продажи тем больше, чем за большую стоимость продаст. В любом случае речь о миллионах.
Но кто купит?
Да, Князь построил просторный, прочный, блочный дом на триста пять квадратов. В нём спокойно могла жить семья на двадцать человек. Но наполнить его топотом детских ног своего клана старый бандит так и не смог. Ведь та же Кира в детстве ходила сугубо по коврам, коврикам в доме или по ковру из травы на улице, а ещё чаще её служанки на руках носили и пылинку сдували, пока не вовсе не развилась фобия к прикосновениям.
«А теперь и Кира из дома уезжает», — огорчился внутренний голос: «Значит, дело не только в уюте и баснословных счетах за свет, но и людях».
Будь у подобной домины городская канализация, водоснабжение и отопление светом, платёжка выходила бы такой же негостеприимной, как годовой налог на имущество. Так что купить (а потом владеть таким домом длительное время без ущерба для себя) мог лишь человек, либо качающий нефть, либо ответственный за транзит газа по области, либо погрязший в золоте или управлении в Сибири. А что делать топ-менеджерам, программистам и блогерам-миллионникам в этом районе, Боря смутно себе представлял.
«Лидеры общественного мнения предпочитают столицу, юг или Питер», — подсказал внутренний голос: «А кто это купит, кроме такого же бандита, я вообще себе не представляю».
На рынке недвижимости можно было ориентироваться лишь на соседние дома по этому же посёлку. Не больно то много элитных уголков по региону. Разве что ближе к Новосибирску.
Глобальный и пытался ориентироваться по фотографиям. Но в самом посёлке продавалось всего два дома. Один выставлял он сам и это был дом Битиных, где ещё вообще не было сделано ни одной фотографии, а другой стоял рядом с домом Шаца и буквально блистал. Судя по объявлению, выставляли его за более скромные тридцать пять миллионов, причём обстановка внутри была буквально «золотая».
«Что не комната, то палата шейха», — отметил внутренний голос.
Пока Глобальный раздумывал над окончательной ценой для дома Князевых, с которой стоит выйти на рынок спроса и предложения, зазвонил телефон.