– Слышь, телепат, остынь, – подал голос Шац, с одной стороны желая вступиться за товарища, а с другой отмечая, что карлик как никто другой отлично выполняет свою работу. – Не тех пиздишь.
«При том даже с КПП ушёл, чтобы прояснить вопрос», – подумал вдогонку коньяку Лопырёв: «Тогда как другие и ухом бы не повели. Разве что с камер наблюдения бы глаз не сводили и кнопку охранки вдавили, когда выносить что-то из дома начнут».
– Ага! Цветы – это тоже важно! – добавил Лапоть, уже преобладая в обезболивающем хмелю.
Всё-таки Шац бил сильнее. Натренировался с разгрузкой бегать по полям и подлескам. А он в быту и комфорте разнежился, жирком заплывать начал вместо мышц сухих и поджарых жил.
– Вы что, пчёлы? – тут же добавил Маливанский. – Или из этих?
Лопырёв с Лаптевым только переглянулись и синхронно подхватив карлика под руки, на лавку между собой усадили. Тот и ножками засучить не успел, а ему уже полный гранёный стакан водки налили. Плеснув в ту же тару, из которой крановщик пил.
– Ну выбор теперь не велик, – начал Шац.
– Ага. Либо пей, либо пизды получишь, – добавил Лапоть.
– А хули бы и нет? – ничуть не растерялся Маливанский, кепку снял, выдохнул весь воздух и весь стакан разом махнул. А затем кулаком бойцовским занюхал.
– Хуя се! – удивился Лаптев, тазик с жаренным мясом поближе подвигая. На, закуси.
– Не, – только качнул головой Маливанский. – Я когда бухаю, не закусываю.
– Во даёт! – отразилось уважение и в глазах Шаца. – Мужик!
Когда Боря перестал приседать у беседки и на лавочку взобрался, карлик был уже свой среди своих. И отвечал на мужские расспросы коротки и по сути.
– Как зовут? По-разному зовут. По-разному и называют. Но по паспорту я Гриха, – прояснил он и тут же уточнил. – Гриша Маливанский! Человек, который за базар отвечает. Меня все на районе знают. И никто давно со мной не связывается.
– Не, ну базара нет, – добавил Лапоть и снова по стаканам плеснул.
На этот раз коньяка, так как водка в бутылке закончилась. До последней капли всё слили.
– За Маливанского! – поднял тост Шац. – Человека слова и дела!
Карлик кепку подхватил со стола, на голову накинул, козырьком назад повернул. А после снова стакан подхватил ради такого дела и ответил:
– А за кого же ещё? За Маливанского! – и теперь уже стакан коньяка бахнул.
Тут-то мужики, что себе лишь на дно плеснули, вообще рты пооткрывали. Боря так даже про боль забыл.
«Залпом херачит, как чай остывший по сушняку», – удивился внутренний голос.
А карлик только постучал по столу вместо закуски и заявил:
– Ну всё, набухался. Теперь по бабам пойду. Есть тут у меня одна… подвинься!
Лаптев после такого заявления со скамейки соскочил моментально. Маливанский подвинулся по скамейке, ловко спрыгнул, следом сделал пару шагов, соскочил с беседки над лужей и… упал в снег лицом.
Молча. И без движений.
Ну как снег? Это был скорее грязный лёд, что сразу отразилось на лице Григория.
– Минус один, – отметил этот факт Шац, поднимая Григория. И за подсказкой на Лаптева посмотрел. – Или минус половина?
– Минус ноль пять! – отметил Лапоть, снова плеская по стаканам.
– Не залупайтесь на человека!
– Какой залупайся? Он же два стакана по 250 миллиграмм опрокинул, – объяснил свою позицию Лаптев. – Ещё и водку с коньяком смешал. Вот его и накрыло… Хорошо, не закусывал!
– Чего тут хорошего? – не понял Боря.
– Помер бы нахрен! – добавил Лапоть. – А так походу насквозь прошло. Сейчас обоссыться, но жив будет.
– Так, давай его на скамейку, – добавил Шац.
Боря с заметным трудом поднялся. Превозмогая боль, присел на лавочку и смотрел, как мужики поднял и отряхнули карлика, на ноги поставили, а тот стоит и… храпит!
– Да ну нахуй! – воскликнул даже Боря. – Он что ещё и служил?
Снежинки мокрые на красном носу Маливанского повисли каплями. В короткой бородке и чётких усах застряли вместе с грязью листики. Глаза плотно закрыты, а храп вдруг такой послышался, что пёс решил приподняться в беседке и отойти подальше с выражением морды «ну его нахрен!»
– Может мы зря его со снега убрали? – предположил Лаптев. – Может, карлики как дети? Морозоустойчивые?
– Лапоть, ты набухался. Одумайся! – возмутился Боря, прекрасно понимая, что анатомия у людей небольшого роста ничуть не отличается от «полноразмерных».
«Разве что Стасян может в берлогу к медведице занырнуть и выйти живым, а она остаться довольной», – тут же добавил внутренний голос.