А Рома всё не унимался и почти кричал от восторга, чтобы музыку однотипную, на басах, перебить:
– Ага, вот чую прям, что мой человечек. Даже английский ради неё учу. Ну там, хау ду ю ду ит, и вся херня… Хей, мэн, ту шотс плиз! Ноу секс фор мани. Ноу!
– Она что, из Великобритании? – уточнил Боря, глядя как перед братом на стойке виски в рюмках появились, а мужик навязчивый, напротив, исчез.
– Я не знаю. Кто ж о таких вещах в первую встречу спрашивает? Я ей дюхаста спел на сцене вживую только, потом давай стесняться вместе насчёт тревелинга даун зе ревира, а потом почему-то целуемся уже у туалета, пока мужики вокруг в юбках и на каблуках ходят и фукают.
– То есть ты только что с ней познакомился?
– Ну да. Но я сейчас пьян, за временем не слежу, и последствий дальнейшего развития ситуации не предвижу, – кивнул Рома, заливая в себя алкоголь, и с важным видом добавил. – Вижу пока только самый конец. Тот, где на берегу моря сидим за руки держась старенькими, умираем в один момент на закате. Надеюсь мой конец заправлен в штаны будет, а яйца не рядом лежать. Ты вообще видел какие у дедов висят? До пола почти отвисают. А я видел. Теперь смотреть приходится. Общественный транспорт же. ну и люди с флагами радужными то жопу покажут, то хер в руку сунуть пытаются вместо приветствия…. Тяжело в Европе, Боря.
– Рома, балбес! Думай о работе. Ты вообще там что-то делаешь?
– Да только и делаю, что работаю, – тут Рома опрокинул шоты вне кадра, а телефон рядом подсветил африканца и араба за стойкой.
Занюхал рыжий сантехник рукавом и тут же объяснил.
– Эти двое арийцев пока с людьми разговаривают и бумаги оформляют, я всю работу и делаю. Только мне кажется, они на своём разговаривают. Потому что это точно не немецкий.
– Как это?
Рома закашлялся. Не в то горло пошло. По груди себя побил и ответил:
– Тут вообще хер пойми сколько языков звучит. Но нам чаще везёт. А может и квировский контингент попадается или там, пансексуальный. Я ни в зуб ногой насчёт их заморочек. А эти двое моих хлопца там на своём чё-то тоси-боси перетирают, чалму почёсывая или на дреды глядя. И всё, есть работа. Я переводчик онлайн однажды включил между делом, а он мне про «еблю обезьян в зимний период» выдал. Ну я с тех пор телефон и не включал. Вирус мож какой немецкий телефон мой поймал. Ну его. Нельзя так с обезьянкой-то. А тут думаю, давно тебя не слышал.
Боря кипяток с чайника в термос слил на работу, в сумку закинул и спросил между делом:
– А что за работа? Тяжело?
– Да та же: протечки, поломки, краны им поменять, раковины прочистить. С этим любой ебанурик справится, – и тут братан лицом посветлел. – А вот инструменты классные выдали. Обратно сдавать не буду. Домой увезу.
– Это с хрена бы?
Рома тут же приблизил камеру:
– Есть подозрение, что мне не доплачивают. Только вот на один поход раз в месяц в клубешник и хватило… Эй, бармен, ту текила, плиз! Шнеля, давай! Стоп киссинг! Нихт! Бля, ну вы же оба с усами! Найн! Ой, пойду пересяду подальше.
– Рома, дурик, я сам тебе инструменты тут куплю. Ты опыта набирайся. Языки учи.
– Да тут походу только языками и… в смысле – да успею. А что там мой… ик… заменитель? Трудится и пашет? Я слышал, они рано встают. Но всё херня – я раньше. Потому что чаще не ложусь вовсе. Столько эмоций. Что это за ноябрь без снега? В майке хожу.
Боря невольно к первому прозвучавшему будильнику в единственной комнате прислушался. Но на кровати вроде и ухом не повели, сразу работу второму доверив. А то и на третий понадеявшись.
– Да как что делает? – вздохнул Боря. Опять расталкивать. Потом кофе в постель подавать. Ну и через край немного перелить, чтобы совсем не расслаблялся. – Краски за месяц нанюхался, а теперь плодиться и размножаться собрался. В валенках волю почуял. Жену вот забрать теперь хочет. На пару будут батареи красить, походу. А я не знаю, что ему ещё доверить. Краны китайские ломает, в падении проверяя. Прокладки ему не того качества постоянно, пальцами мнёт, пока не порвёт. И трубы ему, Рома, не те. Ещё и не понимает зачем батареи красить и в трубах дырки заваривать. Вообще говорит, сразу покрашенные радиаторные батареи продаваться должны… Ну как с ним работать?
– Боря, – тут Рому немного повело, но он удержался за стойку. – Да они тут половина на лыжи встают. Мотают отсюда. Германия уже походу не та после октябрьфеста. А я их платёжки как за газ посмотрел, сразу и понял, почему чая в гостях не предлагают или там, покушать не усаживают за стол. Велики на улице все давно спиздили не примотанные, кстати. Гостеприимство умерло. Каршеринги с прокатами самокатов своё отслужили, походу. Но мы с пацанами держимся. Ходим в бани их. Так там… вместе все ходят, прикинь! И мужчины, и женщины, и вся эта ебота разноплановая. Я в первый раз чуть не ослеп. А после второго порнуха меня уже не берёт. Думал на немок белокурых посмотрю, а по итогу на пирсинг в пупке бабки наткнулся. Спереди то блестит, а сзади присмотришься – бабочка набита. И крылышками так бяк-бяк-бяк при ходьбе.
Рыжий заржал, Боря улыбнулся:
– Рома, прекращай. Питаешь хоть нормально?
– Конечно. Ходим в общественные столовки. Там квашенную капусту дают, прикинь?
– А баварские сосиски? – решил показать знания немецкой кухни Глобальный.
– Не, ну по сосиске тоже один раз дали, – прикинул Рома. – Но я потом с тем бомжом нормально так за просрочку подрался. Всю неделю пакет трофейный доедали. Хуясе, трюфели и мраморную говядину откопал. Срали правда, потом с них дальше, чем видели. Но уже на рабочем месте. Эх, лучше бы картохи нарыл.
Тут Боря старшего брата включил, сделав суровый вид:
– Ты что, с помойки жрёшь?
– Боря, ты не поверишь, но… – тут Рома снова приблизился и подмигнул. – Вся Европа сейчас жрёт с помойки. Им Африка как всю продукцию сбывать по дешёвке перестала, так роли голодающих и поменялись. Они же на великах теперь до работы чешут, которые хранят под замком дома. На улице уже ничего не остаить. Видел некоторых и на роликах. Под пиджак – самое то. А как доехал – в рюкзак. И рюкзак тот в сейф, ячейку, под замок. Замки повсюду, Боря-я-я.
Дальнейшие детали остались за кадром, так как в зале стало громко. Послышались аплодисменты и крики. Потом закричали «Ро-ма, Ро-ма»!
– О, опять тяжеляк просят запилить, – отвернулся от экрана брат. – Давай, Борь, созвонимся. Мамане привет. Мне если гитару с ходу подарят, может и с бомжами больше драться не придётся. Да кто тут сейчас не бомж? Каждый выживает как может.
– Передам, – ответил Боря, но уже опустевшему экрану.
Нарезав бутербродов и употребив один, Глобальный стал сумку собирать. Конечно, к Натахе поедет. Батя к ней вроде ходить перестал. Ну а что Оксана рядом живёт, так это мелочи жизни. Давно должна была понять, что у них с Ромкой ничего не получится. Ветреный пацан. Сегодня одной на кольцо копит, завтра для другой английский учит. А если бабочку на теле увидит, которая ещё по форме соответствует и не провисла, может планы те поменять.
Но тут Боря вспомнил, что сам брат тоже через месяц-другой вернётся. А может и с девушкой. Тогда опять переезжать придётся. А это уже не продуктивно. Другой вариант нужен. А к Наташке разве что на борщ… С вознаграждением. Ух, соскучился что-то. Даже на душе потеплело.
– Кто звонил? – послышалось от Олафа, который всё же поднялся после третьего звонка, так и не дождавшись кофе в постель. А теперь на пах посмотривал, где штаны с подтяжками топорщиться начинали.
– Немцы, – буркнул Боря, отворачиваясь.
– Немцы? – переспросил напарник заинтересованно.
– Да, немцы, – кивнул Глобальный и перечислил через плечо. – Негр, араб и русский.
– Швайне! – закричал Олаф и тут же ругаться на иностранном начал с оборотами длинными, которых хватило на пару минут. От недостатка словарного запаса по столу ударил даже, выражая негодование. Чтобы точно поняли – рассержен.