Опять, значит, немцы подвели? Сотрудничай с ними, не сотрудничай – итог один. Все в снег уходят. Видно Генерал Мороз им что-то своё рассказывает, особое. А они и рады слушать.
С тем ощущением предательства Боря и проснулся. А рядом никакого Олафа с мудями висящими нет, только Лида его в бёдра толкает своими бёдрами.
Настырная ещё такая. Раз толкнула, два, и продолжает, как будто так и надо.
Моргнул Боря. Видение не пропало. Сидит на нём дева русая, блестит брекетами, скачет бесстыдно. Волосы растрепались все, подвывает немного даже «ой, божечки-и-и», «мамочки, как же хорошо-о-о».
И скорость бёдрами всё быстрее и быстрее у неё. С «осторожной» на «максимальное пробуждение» переходит.
– Ты чего? – спросил уже её Боря, очень в глубине души, оказывается, за Олафа переживая. В сны вот пробрался. И изнутри там всё с совестью в ладу разрушает на пару.
А Лида совести треснувшей Бориса словно не замечает. Скачки не прекращает, шепчет только быстро-быстро:
– А я проснулась, смотрю ты мечешься чего-то, просишь флаг вытащить. Ну я и вытащила его из-под одеялка. Гляжу – отличный флагшток. Стоит, покачивается. Засмотрелась даже. Ну я и зацепилась за него немного, пока перелазила… А зачем лезла уже и забыла-а-а. О-о-о, Боречка-а-а, вы… вы… такой устойчивый. А вы знали, что раньше у обезьян в члене была кость, чтобы долго-долго можно было.
– Знаю. Бакуль, - буркнул Боря, запомнив в основном только этот ответ из кроссворда Егора. Шесть букв по вертикали. А как в память врезались.
– Ну вот, а у человека сбилось всё почему-то. Обидно даже.
Тут голос девушки сбился, а шёпот в стон превратился протяжный. Затем в крики неуверенные переросли возгласы:
– Лежите, лежите, не вставайте. Я сама… сама-а-а-а! САМА-А-А!
Хорошо кричит дева юная в свете солнца полуденного дева, от души старается. Только с наращиванием скорости в сирену постепенно превращается.
– Ви-у, ви-у!
Как будто в кнопку громкости внутри Боря попал и давай ей звук прибавлять как на пульте Степаныч на телевизоре.
– Бо-ря, Бор-я-яя, Боренька-а-а. БОРИ-И-ИС!!
Мотает её, дёргается во все стороны, внутренние те кнопки все подряд нажимая. Вдруг за точку G зацепится. Была не была.
Ну а Боря и не против особо. Лучше, чем Олаф танцующий с флагами. Грёбанное подсознание чего только не нарисует. На сисях прекрасных бы лучше концентрировалось.
Но скрипит диван. И грудей столько перед лицом скачет, что на всю жизнь запомнить можно. Может чего и отложится в долговременную память.
Когда дыхание девушки сбилось от переключения передач на его коробке, ревела она уже белугой, попутно разбавляя сирены звуки забавными фразами в стиле «херасе, какой эластичный» и «боже-е-е, царя храни!».
Боря даже не понимал сразу, секс она больше любит или посмеяться. Но на всякий случай улыбался и порой подмахивал.
В какой-то момент Лида до такой степени расслабилась, что партнёру под ней показалось. Вот он – момент. Сейчас пукнет. А она – нет, держится. Кремень девка. Только в другую сторону клинит.
На пике этого крена начала Лида читать что-то из оперы Ивана Грозного, но едва Боря прислушался к тому, как царь начинает предавать всех анафеме, как следом она же такую порцию мата выдала, словно демон из горла вылез ненароком на чихе.
Тут-то по батарее и застучали, не выдержав контраста.
Боря, прикинув, что сейчас страсть подутихнет, тут же определил, что сверху стучат, с девятого этажа.
А Лида нет, чтобы в подушку уже орать или от полноты чувств его кулачками маленькими по груди поколотить и затихнуть, только больше орать стала.
– Боря, Боренька-а-а! Бори-и-ис! Достала меня эта карга старая! Спасу от ней нет никакого! Как начинаю вслух оды читать, так стучит всегда по этой долбанной батарее сразу. Нет никакой литературно-просветительской силы на неё. Так давайте, Борис, хотя бы сейчас бой ей дадим!
Сантехник даже похвалил себя, что сразу фамилию не сказал. А то и полные инициалы. А то весь дом бы зачинщица мероприятия знал, который ближе к обеду решил диванную войну устроить с оперной дивой. Чтоб удивить окружение, ей разве что гроулином оставалось запеть.
Особо впечатлительные сразу полицию вызовут. А там разборки начнутся, а у него бельё ещё сырое. Не в носках же с органами правоохранительными разговаривать. Головняк один. И вот он рад бы ей сказать, чтобы хоть на полтона тише, а она разогретая, на максималках шумит. Связки срывает.
«Вся в папку, чего уж там».
Батарея невольно стала третьим участником секса. Орёт Лида, молчит Борис, её лёгким поражаясь. А сверху долбят так, что искры, наверняка, высекаются.
В какой-то момент даже долбёжка металла по металлу пошла. Кузнец завёлся. Молотом, а то и кувалдой долбят. Пощады не знают.
На этой мелодии железа Лида пик и поймала.
- Сра-а-ань какая! Вот это меня проканаёбило! Да я в раскорячку ходить весь день буду.
«Точно, в папку. Полковые словечки. Гусманская школа», – прикинул Боря и уже было решил, что всё. Можно отбывать. В себя приходить.
Но энергии в Лиде ещё много. Сползла вниз с него, одеялом с головой укрылась и давай себе продолжать бесстыдство. Распутство даже. Со звуками чавкающими.
Только уже тихо буянит. Рот занят. Но в то же время осторожно, чтобы не зацепить нежную кожу вставками на зубы.
Боря снова поморгал. Да уж, нарвался на нимфу оголодавшую. На диете вроде сидела, а как распробовала – всё, во вкус вошла.
«Вот нужен этот секс женщинам? Портит их только», – буркнул внутренний голос, но Боря его не слушал.
Выспался – будь здоров. Даже контужен немного. В левом ухе звенит. От того мыслительный процесс пошёл.
Такую бестию в квартире, конечно, держать нельзя. Надо на природу вывозить прокричаться в берёзовую рощу. Или пусть у ясеня над рекой спрашивает, чего хочет. Можно и в дом свой селить, подальше от людей. И с обязательной звукоизоляцией. А там пластиковые окна и забор подальше, повыше, да и наушники авиационные где-то в микроавтобусе остались… Переживут, короче. Если с умом за неё взяться.
«К каждой женщине свой подход нужен», - добавил внутренний голос.
Боря даже головой покачал. Вот когда молчит – золотце же дева. Работает там себе как пылесос бесшумный, и электричества никакого не надо и батареек. Его по кровати только елозит как под электрошокером. То ноги дёргаются от полноты глубинных работ, то пресс сводит уставший.
Хорошо, но с непривычки даже плохо.
Пора с этим делом заканчивать, решил Борис.
«Да что ты так переживаешь? Вытрахаешь из неё всех демонов, со временем напор и ослабнет. Брекеты же половину взрослой жизни стояли. Просто передержали девушку в девках, вот душу и отводит теперь».
Нет, ну резонно говорит, гад. Даже бабка замолчала, перестав по трубе стучать.
И только Боря сконцентрировался, чтобы к финалу сладкому подойти в тишине и пойти уже в туалет освободить мочевой пузырь после сна, как слышит вдруг «кап-кап».
«Ты что, обоссался?» – спросил внутренний голос и сам же устыдился этой подлой мысли. Да чтобы он, русский сантехник, хоть каплю мимо унитаза пролил? Стыдись, внутренний голос! Максимум – мимо ободка пару капель. Ну или сверху.
И вот только Боря попенял ему, как сразу «кап-кап-кап» раздалось.
Звук падающей воды ни с чем не перепутать. В тишине больше всего бесит. Даже пытка такая была. Только на темечко капали. А если в тишине просто рядом с капающей водой поставить – тоже с ума сойти можно… минут за пять.
Боря взглядом по потолку навесному прошёлся как локаторами-детекторами, к шторкам поближе. И увидал вдруг, как змея по пластику распятому между стен ползёт. Сначала маленькая такая, едва заметная, но со временем толще и толще только становится.
Протечка!
А когда та змея вдруг в лужу стала собираться у люстры плоской, и потолок начал обозначать провис, руки сантехника решительно одеяло откинули.
Соси не соси, а – топят!
Губы пересохшие Глобального заявили тотчас: