Слушая сердце, что выпрыгивало из горла не столько от физических нагрузок, сколько от паники, Боря понял, что близок к финалу. Он уже готов был подать какой-нибудь знак, но ему повезло, так как девушка под ним вдруг сама подала знак. Отличные ощущения настигли её быстро после всего накала страстей.
Но финал этой ситуации Оксана видела другим. Она взяла Бориса «под узды» и вставила его выходным орудием в своё входное отверстие. Только уже менее крупное, но не менее разработанное вечером.
«Дала в чёрный ход!» — добил внутренний голос в потрясении.
От удивления Борис принялся кончать, сам едва не зарычав от удовольствия. Стенки плотно обступили, опутали. И тёрли так плотно, словно шкурил наждачкой какую-нибудь деревянную деталь на уроках труда.
Но если не долго шкурить, то и стирается немного. И ощущения были не менее сильными.
Прикрыв глаза, Боря замер. В мозг наконец начала возвращаться кровь. Он вдруг понял, что держит довольно массивный зад. Со звуком «чпок» вышел из несостоявшейся соседки. И не говоря ни слова, вышел за дверь.
«Ну, тут то мы по долгам явно расплатились», — подбодрил внутренний голос. Но когда Боря поднялся на этаж, он же первым и добил: «А тут — пиздец. Всё… уходим».
Глобальный вошёл в квартиру, ни живой, ни мёртвый. В голове ни одной мысли. Из должно было быть сотне две. А всё заменялось одной — ЧТО ЭТО БЫЛО?!
Но эта мысль слишком глобальная для ответа. Поэтому проще тихо пройти в ванную, взять мокрую одежду, выжать до максимума. И одевшись в сырое, обуться и застыть на пороге.
«Боря, одумайся!» — выдал внутренний голос: «Ты что, так просто уйдёшь?»
Боря снова замер, не зная, что делать. В спальне тишина. На нижнем этаже тоже тишина. Весь мир — тишина. Только в висках стучит. И яйца опустели. Организм даже снова готов поверить в вечную любовь и верность до гробовой доски.
«А может ебись оно всё конём, разуться, раздеться и в спальню к Наташке снова, а?» — предложил снова внутренний голос что-то похожее на разумный компромисс.
Но Боря лишь покачал головой.
«Ладно… понял тебя… уходим… Но хотя бы салатик захвати!» — добавил тот же голос, но Боря его больше не слушал.
Голод его не тревожил. Больше душа. Так гадко себя давно не ощущал.
Подхватив телефон и открыв дверь, он плотно закрыл её и некоторое время смотрел на порог, словно прощался с ним навсегда.
Жить во лжи он не мог. Начинать отношения с обмана — хуже не придумать.
Ночевать пришлось у Степаныча.
Глава 21 — Градус доверия
Василий Степанович принял как родного. Борису даже стыдно стало, что мелькнула мысль заночевать в микроавтобусе. Когда пришёл сырой из гостей, и отогрелся в горячей ванне, вспомнил что значит комфорт и уют.
Взбодрившись намедни, словно получив новый импульс для жизни, старик сам начистил и нажарил картошки, почистил селёдку от костей, сделал салат — «селёдка под шубой» и даже набрал пива, сходив в магазин не одни, а пару раз. И ещё весь остаток вечера выговаривал воспитаннику на маленькой кухоньке, что тот опоздал к холостяцкому ужину.
На пиво Глобальный смотрел с полным безразличием. И предпочитал чаёк, зря переводя закуску. Заметив эту нестыковку, и сопоставив с грустным настроением (ну кто так первый рабочий день отмечает?), Степаныч впился метафорическими клещами в Бориса и начал вытаскивать на поверхность горькую правду.
Как прихожанин на исповеди, Боря вдруг выложил ему всё. И даже опрокинул стакан пива залпом, приготовившись слушать долгие нудные лекции «о незыблемости брака», «крепких семейных устоях в наши времена» и даже «блядстве и распутстве в отдельно взятые мои двадцать лет», но Степаныч только пену с пива сдул, пригубил и посмотрел исподлобья. Лекций не последовало. Зато последовал вопрос:
— Наташка Новокурова? Ты уверен?
Глобальный был уверен. Поэтому просто налил и ополовинил вторую кружку пива, что лезла с трудом на предыдущую кружку чая и стакан пенного.
«Нифига это не расслабляет», — заявил внутренний голос.
По ощущениям, так только заставляло бегать в туалет. В то время как Степаныч продолжал говорить. Просто повысил голос, чтобы слышно было по всей квартире. Включая соседей.
Шоу, так шоу для всех.
— Боря, а ты уверен, что стоило жить с подстилкой, которая половине колледжа отсосала, прежде чем своего долбаёба пристроила? Целевого то у нас не было до того года. Это для неё сделали исключение. Ну… внедрили. Ещё старый директор. Он там даже свои вложил, чтобы прошло через комиссию. И Романа этого за уши тянули все эти три года, чтобы зачёты ему ставили вне зависимости от того, ходит он на занятия или нет.
Глобальный как стоял у унитаза с кружкой в руке, так и присел. Некоторые говорят, что сидеть на белом троне надо именно так, повернувшись лицом к бачку. Только снимать шорты домашние полностью приходится. С другой стороны, сливной бачок удобно подходит в качестве подставки, что компенсирует неудобства. Да и ноги так не затекают гораздо дольше.
И они действительно на затекали. Но Боря смотрел строго в стену и никак не мог врубиться в происходящее. Слова наставника не сразу воспринимались буквально. Пришлось доотлить уже сидя, сидя же допить из кружки. Вернув шорты на законное место, Глобальный подскочил и вернулся на кухню. Там налил третью кружку и снова ополовинил. А затем, глядя прямо в глаза, спросил:
— Ты уверен?
— Боря… — Степаныч посмотрел с состраданием в глазах.
Картину сочувствия немного разбавляла рыбья чешуя на губах у порядком укороченных усов, но в целом это не имело значения. Наставник не врал. И говорил прямо в глаза.
— Я помню эту рыжую. Ведь это был первый случай, когда мне предлагали отсосать за тридцать три года работы на этом самом рабочем месте. Седина моя её не особо смущала. Как и кольцо на пальце. Но я свою Аллочку не предавал. Ни разу, за… за… сколько мы там лет прожили то?
Боря допил, налил в четвертую кружку всё, что осталось от пива и снова выпил залпом. Хотелось умереть, выпив яда.
«А вдруг этот самый яд на самом дне бутылки, как самый тяжёлый по примесям?» — тут же предположил внутренний голос.
Но отравиться не удалось. А вот хмель ударил в голову, быстро разобравшись с чаем и выясним кто там главный.
Удалось так же оглушительно рыгнуть. Что несколько сбавило градус напряжения на кухне. Степаныч, похлопав по плечу и добавив «будь здоров», спокойно продолжил:
— Я же этому Роману не хотел зачёт ставить. Меня тогда декан лично попросила, так как на неё директор наехал. А этот директор… ну ты понимаешь. Был с ней. Не раз.
Боря поставил на стол пустую кружку, молча поднялся и пошёл переодеваться. Вперёд, кричало в нём пиво. На штурм! Объясняться! Потребовать, допросить, вынести вердикт, а там уже хоть трава не расти.
«Пока мы там, значит, разбираемся с соседками, она там значит, в прошлом, с половиной колледжа переспала!», — добавил внутренний голос строго, как главный прокурор и судья сразу. Тогда как внутренний адвокат сидел где-то рядом, связанный, с кляпов во рту.
Степаныч успел в коридор раньше, закрыл дверь на замок и засунул ключи себе в трусы. Обе связки.
Боря, покачиваясь от накатившего хмеля, вдруг понял, что пива недостаточно, чтобы лезть к старику в трусы. Одно дело помыть, когда нуждался, побрить там, постираться помочь, и совсем другое — отбирать, напирать и доказывать. Грубо и бесцеремонно. А он всё-таки гость.
— Так, никуда ты не пойдёшь, — заявил Степаныч. — До утра, по крайней мере. А утром я твою связку ключей прокипячу и положу в прихожей. Бери и пиздуй на работу. Работа — лучшее лекарство. Отвлекись и переспи с этой мыслью, а затем свыкнись, что Наталья твоя не святая.
— Но я же ей… кабинет… там… дом. Понимаешь? — пробурчал Боря, язык заплетался.
Степаныч сделал вид, что понял, снова похлопал по плечу.
— Что, влюбился? Тогда потом, когда и себя простишь заодно, бери цветы и иди мириться. Вечером. Любовь она такая, если за сутки не пройдёт, то есть шанс пронести дольше.