— Я поняла и простила.
— А как тебе Здесь?
— Мне спокойно.
— А мы где, в Раю или еще где-то?
— Мы Здесь. Это совсем не то, о чем говорят в церкви.
— Ты же в неё не ходила…
— Она была далеко, и мне некогда было ходить туда.
— Но у тебя есть Адрес, значит, это не связано между собой — ходила ты в церковь или нет.
— Я не знаю.
Мать окутала его каким-то очень мягким теплом и, наслаждаясь им, они замолчали.
Глава 6
Голоса по-прежнему сливались в шторм, и он нарастал. Ясного не было ни одного, но понятно становилось только то, что шторм подняло РАН — региональное Агентство новостей, выдавшее его текст и обратный адрес сообщения. Из того, что можно было разобрать, выделялись названия газет, издательских домов, журналов и телевизионных компаний. Понял и несколько фамилий знакомых журналистов. Спрашивали и просили об одном: «Помнишь ли? И можно ли рассчитывать на эксклюзивное интервью?»
— Интервью — пожалуйста, но насколько оно получится эксклюзивным, сказать не могу, потому что вопросы пока одни и те же, — отвечал Волгарь.
— Владимир, это Нина Сарафанова. Спасибо за привет, Сашок передал мне его. Ты, пожалуйста, не обижайся на Сарафанова, что он нехорошо подумал о тебе. Трудно ведь представить, что все происходит на самом деле, что ты не разыграл всех с обратным адресом. Как же может быть такое? Я бы тоже не поверила. Это твоя душа отвечает? Всем же интересно. Я ужасно волнуюсь… А Сарафанов сник совсем. Он сильно тебя оскорбил? Прости его. Можно, я задам несколько вопросов?
— Ты уже их задаешь, я хорошо тебя слышу.
— Ты слышишь меня или читаешь — я ведь пишу тебе on line.
— Я слышу. У меня нет компьютера. И отвечаю мысленно.
— Владимир, а какой ты? Как был в жизни?
— Я не вижу себя, только ощущаю.
— Это твоя душа говорит со мной?
— Да, это Душа. И она видит твою Душу. Я узнал и Душу Сарафанова.
— Какая она? Мне это важно.
— Там много пятен.
— Она грязная?
— Нет. Просто много темных пятен. Их можно очистить, если он осознает свои мысли и поступки.
— А как это делается? Подскажи, пожалуйста, а то ведь он наверно не знает.
— Человек сам себе учитель. Просто он должен советоваться с собственной Душой, спрашивать у нее прав он или нет. Создатель наделил каждую Душу пониманием того, что такое Совесть.
— Это трудно — жить по совести?
— Не легко. Но человек призван так жить, и он должен осознать это. Тогда не будет пятен на Душе.
— А если не осознает, он попадёт в Ад?
— Я этого не знаю. Мне кажется, он сольется с шумом. Его Душу никто не увидит и не различит в пространстве. И он не получит обратного Адреса.
— И любой вопрос к нему останется без ответа?
— Да.
— Интересно!..
— Владимир, а можно я спрошу про свою Душу, какая она?
— На ней одно пятно. Оно у вас общее с Сарафановым. Но у тебя чуть светлее.
— А что они означают, если общие? Муж и жена — одна сатана?
— Ты сама знаешь, что оно значит.
— Догадываюсь. Это… аборт?
— Да.
— Сашок тогда настоял… Извини, Володя, еще один дурацкий, наверно, вопрос: ты Ленина там не видел?
— Здесь я его не видел. Потому, что не думал о нем, а может быть потому, что он не похоронен.
— Но ведь тебя тоже… не хоронили…
— Крематорий я заказывал сам. Давно. Извини, Нина, меня ждут.
— Владимир, а можно я опубликую нашу беседу? И как подтвердить, что она была?… Что я её не выдумала?
— Беседа с Душой не требует подтверждения. Всяк, имеющий Душу, знает это.
Глава 7
Голубое пространство сгустилось и подтолкнуло Волгаря вперед — туда, где светился образ давнего задушевного приятеля, отца Павла, которого Волгарь поминал во многих спорах с другими священнослужителями или часто и с удовольствием просто вспоминал встречи с ним.
…Павел не знал другой стези, кроме служения церкви. Он вырос в монастыре при сестрах — послушницах, принятый туда в младенчестве, как сирота. Когда Мологский женский монастырь вместе с древним городом Молога пошел под воды рукотворного Рыбинского моря, сестры пошли «помиру», а Павла — чистую душу — вместе с другими молодцами из Мологи отправили в ремесленное училище учить строительному делу. Всего год он держал топор в руках, да такие же «мастера», как он, подбили сигануть на войну. Ночью пробрались на баржу, уходившую из Рыбинска под Сталинград. Голодные, под брезентом, укрывавшим груз, доплыли до Костромы. Там их сняла охрана, неделю мурыжили в военной комендатуре, потом с обратной баржой отправили в тот же Рыбинск, в то же ремесленное заведение.