— Но я даже не крещёный,… — смутился Волгарь.
— Ну, так что же? Иной и крёщеный хуже нехристя. Не это, Володюха, главное перед Создателем. Главное жить по Совести. А ты её не кривил, как сейчас видно.
— Спасибо, Павел. Я старался. Хотя, наверно, бывали какие-то случаи…
— Были, были! — хитро улыбнулся Павел, словно знал, что и когда Волгарь делал или говорил, не замечая упрека Совести.
Слышать голос Совести было для Волгаря главным с тех пор, как он стал осознавать себя. Сначала, наверное, как и всякий человечек, он ощущал только справедливое и несправедливое по отношению к себе, потом осознал, что есть в нём нечто, что не велит ему что-то делать или как-то поступать по отношению к другим. Позже понял, что это самый важный для него голос — голос Совести, и всегда внимал ему.
— Скажи, отец Павел… Вот мне дали обратный адрес, я сообщил его друзьям, и теперь меня спрашивают: где я, есть ли Здесь ад и рай, а я не знаю, что ответить. Мы с тобой где? — Ты верно сказал — Здесь. А про ад и рай и я не знаю, хотя и поминал их сам, когда служил. Это выдумки тех, кто Там. Писателей разных, попов. Здесь, говорю, Божье место. А уж как его каждая Душа видит, знать дано только Создателю.
— Но ведь церковь постоянно говорит про ад и рай. Рая достойны только те, кто спасется, люди верящие в Спаса и ведущие праведную жизнь. Всем остальным уготован ад.
— Ой, Володюха! Я думал, ты умнее, — засмеялся Павел. — Это нужно, чтобы держать людей в узде, чтобы они Бога боялись. А кто не боится, тому, мол, уготован Страшный Суд и гиена огненна. А то ещё говорят про чертей со сковородкой. А это страшит. Надо грехи замаливать. А замаливают где? В церкви. Каются где? В церкви. Туда люди и идут. А куда идут, туда и несут.
— Но ты же сам призывал и покаяться, и помолиться.
— Звал. Звал верить в Создателя, чтобы Душа прониклась Им, чтобы знала Совесть свою и вселенскую. И про Страшный Суд говорил, чтобы опамятовался кто-то, чтобы Совесть в нем заговорила. Мы с тобой сколько разговоров вели, а ты про ад от меня слышал? Неет. Ад нужен, чтобы пугать, а рай, чтобы соблазнять вечной жизнью Души в Царствии небесном, райским пением и сладкими плодами. Это и церкви надо, и власть предержащим. Думаешь, зачем царя-батюшку называли помазанником Божьим?
— Чтобы любили его и боялись, — вставил Волгарь.
— Вооот! И всякая власть этого хочет, поэтому поддерживает церковь. А церковь всякую власть славит. А чуть разойдутся, церковь власть проклянет, а власть её — прижмет. Вот и нужны друг другу.
— Что-то ты, отец мой, навалился на свою же жизнь. Ты же, как я помню, с малых лет при монастыре да при церкви её провел…
— Я, дураха, провел её при вере в Творца, в поклонении святым Его служителям, в любви к совестливым людям. Я чего тебя люблю? Ты Совесть во всём знал и теперь по Совести говоришь. Поэтому в Святом месте со светлой Душой витаешь. А моя Душа не потемнела ли от нашего разговора?
— Да вроде нет. Все также светится.
— Ну, и слава Богу.
Глава 9
Душа отца Павла растворилась в пространстве, и Волгарь почувствовал настойчивый вопрос Иры Вечерней.
— Владимир Борисович, мы тут с ума сходим от вопросов и просьб дать ваш обратный адрес, хотя мы же и не скрывали его. Вы не всем отвечаете или до вас не доходят чьи-то послания? Вот Дмитрий Диванов, который уже раз спрашивает, как связаться с вами. Говорит, что он давний ваш знакомый, работали несколько лет вместе.
— Знаю и помню его. И тоже недавно писал ему, но не получил ответа. Наверно его голос как-то сливался с общей массой вопросов, как и мои к нему вопросы. Он сейчас у тебя на связи, скажи, что я слышу его.
— Здравствуйте, Владимир свет Борисович! Или как Вас теперь называть? Это некто Диванов Дмитрий, если помните такого. Мы с Вами когда-то работали в ТАСС. Вы — собкорили в Горьком, а я сидел в Конторе, правил заметки…
— Узнаю Димитрия Диванова! Много лет наблюдал его в телеящике. Что ты хотел, Дима?
— Я? Мне трудно во всё это поверить… Ты действительно там, где все будут?
— Я действительно ЗДЕСЬ, ГДЕ БУДУТ ВСЕ.
— И что ты Там из себя представляешь? Я имею в виду зрительный образ.
— Это моя Душа. Я не могу тебе её описать. Я вижу только другие Души в виде свечения. У кого-то оно светлее, у кого-то в пятнах. Вижу и земные Души. Твою, например, если подумаю о ней.