Услышав наконец мольбы Дженнифер, Филип поднял жилет и сюртук и с трудом надел на себя. Он огляделся в поисках воротника и шейного платка, однако их нигде не было. Тогда он обратился к Дженнифер.
– Я знал, естественно, – заявил он, – что они готовятся так или иначе побить меня. Но я ненавидел Торнтона столь сильно, что мне было все равно. И тем не менее! Мне стало немного не по себе, когда я увидел Моггса.
Мистер Хордер хихикнул, и его густые брови поползли вверх.
– Вы, разумеется, встревожились, милорд?
– Встревожился? Это еще мягко сказано! В конце концов, я со школьной скамьи ни разу не дрался по-настоящему!
Возможно, сказалось влияние лунного света, однако с мистером Хордером и с Дженнифер вдруг произошла разительная перемена.
– Лорд Гленарвон, – заявил первый, – сейчас не время для шуток!
– Какие шутки? Я говорю правду!
– Да ведь вчера я собственными глазами видел, как вы уложили чемпиона Англии в его собственном тренировочном зале!
– Что?!
– Вы не помните, милорд?
– Я… был пьян, – наобум ответил Филип. Опьянение казалось достаточно веской причиной – во всяком случае, здесь почти все и почти всегда были пьяны.
– Джексон по кличке Джентльмен, – продолжал мистер Хордер, – давал вам урок бокса. Разумеется, дрались вы в перчатках, а не голыми руками. Ему не понравилась ваша стойка и то, как вы держите руки. Вы не соглашались. Тогда Джентльмен Джексон решил проучить вас, однако преуспел не больше Моггса.
– Мистер Хордер, – вмешалась Дженнифер, – если вы позволите, я все объясню…
– Мадам, – возразил Хордер, снова низко кланяясь и снимая шляпу, – Джону Джексону всего двадцать пять лет. Его воодушевила победа над евреем Мендозой, хотя многие считают тот бой одним из самых грязных. Несмотря на все его «благородные» манеры, он может превращаться в настоящее чудовище. Так и вышло.
– И что же произошло?
– «Милорд, – говорит мистер Джексон, – не бойтесь дать сдачи: мне вы не повредите». В следующий миг он сидел на полу – заметьте, он не вырубился, но глаза у него так и выпучились. А вы… да, слегка навеселе – теперь я припоминаю! –стянули перчатки и вышли из зала, как будто действительно не знали, как вы туда попали.
– Но это невозможно! – возразил Филип.
– Лорд Гленарвон, – объявил мистер Хордер, позвякивая мелочью в карманах, – мы с вами можем заработать кучу денег, но сейчас я об этом говорить не стану.
Дженнифер снова попыталась вмешаться, и ее опять остановили.
– Джексон, – медовым голосом продолжал Хордер, – тяжелее вас фунтов на двадцать, а то и больше, и находится в прекрасной форме. Поскольку он – чемпион Англии, ему неприятно, что над ним смеются. У вас есть и другие – весьма высокопоставленные – враги. Очень скоро, лорд Гленарвон, вы окажетесь в большой беде. И когда вас постигнет несчастье, прошу вас, запомните мое имя: Сэмюэль Хордер, эсквайр. Меня всегда можно найти в пивной «Лев и ягненок» на Ву-берн-стрит, напротив Маквисс-Корт и «Друри-Лейн». Мадам, мое нижайшее почтение. Сэр, ваш покорный слуга.
Мистер Хордер в последний раз поднял и снова надел на голову свою треуголку.
Пан провожал задумчивым взглядом уходящего прочь мистера Хордера, самодовольного низенького толстяка с лицом Купидона. Он завернул за восточный угол дворца Карлтон-Хаус и, насвистывая, пропал из вида.
А Филип посмотрел на Дженнифер.
– Да, – сказала она в отчаянии, – ты даже сейчас не можешь ничего вспомнить, не так ли? Все потому, что ты настолько ненавидишь это занятие, что твой разум отказывается фиксировать его.
– Дженни! Послушай! Неужели ты говоришь о…
– Ты пытался мне обо всем рассказать раз двадцать. Но не мог. Пришлось все выяснить самой. И всякий раз мне приходилось смотреть, как ты дерешься. Это было ужасно. Но все лучше, чем сидеть дома и ждать, боясь, что тебя искалечат!
Филип молчал – говорить он был не в силах.
– Ты хотел быть историком, и у тебя было для этого время. Разумом, мой милый, ты решил, что профессиональный бокс – единственный способ получить желаемое. И вот именно потому, что ты презирал бокс, ты трудился и тренировался как никто другой. Именно потому, что ты презирал драки, ты нападал на каждого противника так, словно хотел его убить. Через месяц, если бы какая-то сила не подхватила нас и не забросила в прошлое…
– Да?
– Через месяц, – продолжала Дженнифер, – ты, вероятно, стал бы чемпионом мира в среднем весе!
Налетел легкий ветерок, листва на деревьях зашуршала. К югу от них, почти на пустынной Мэлл, доносилось шарканье ног носильщиков, тащивших портшез. Дженнифер схватила его за руки.
– С тобой, Филип, – добавила она, – невозможно жить спокойной, размеренной жизнью. Ты либо на небесах, либо в аду. И там же должна находиться женщина, которая тебя любит.
Он заключил ее в объятия, смутно сознавая, насколько он всклокочен и растрепан, и крепко прижал к себе.
– Не то чтобы я возражала, – продолжала Дженнифер, – нет. Только… там, в столовой, сейчас все настроены против тебя. Они думают, что, ради их собственной безопасности, тебя надлежит посадить в тюрьму или убить на дуэли. И если никто другой, то уж полковник Торнтон непременно постарается отправить тебя на тот свет!
– Точно, клянусь Богом!
– Ах, Филип!
– Какие еще у меня имеются пороки? – осведомился он с язвительной вежливостью.
– У тебя легкий характер. Пожалуй, даже слишком легкий. Тебя можно назвать легкомысленным. Однако ты не выносишь, если тобой командуют или порываются руководить. Если кто-то пытается помыкать тобою, ты приходишь в бешенство. А мне от всего от этого легче не становится.
– Дженни, мне очень жаль! – оборвал ее Филип. – Я не должен был так говорить. Но я вижу, что у тебя на душе что-то еще. В чем дело?
– Ни в чем. Совершенно ни в чем! Но та ужасная женщина…
– Хлорис? О!
– Почему ты говоришь «О!»? – вскричала Дженнифер, вскидывая голову. – Ты бы, не задумавшись ни на минуту, переспал с нею! Ведь так?
– Откровенно говоря, действительно так. Погоди, не убегай. Послушай меня! Все слишком сложно, мне трудно тебе объяснить.
– Пусти меня!
– Нет! Но если я когда-нибудь и переспал с ней, Дженни, я лишь убедился в том, что Хлорис на самом деле холодная, как рыба, какой я ее и считал! И хотя я думаю, что мы с тобой общались по-другому, готов поклясться, что ты не такая и никогда такой не будешь.
Наступило молчание. Вскоре Дженнифер, подобно всем сестрам Евы, повела себя в высшей степени непоследовательно.
– Тогда почему ты не встретишься со своими врагами лицом к лицу? – воскликнула она. – Полковник Торнтон сейчас в столовой. Нет, он не хохочет, а просто улыбается, представляя, как ты сейчас валяешься в грязи, избитый до полусмерти. Ступай туда, распахни дверь пошире и объяви ему, куда он может убираться вместе со своим вызовом!
– Нет.
– Почему же?
– Потому что я не люблю дешевки. Если победил, молчи. Не злорадствуй!
– О боже! – Дженнифер изумленно воззрилась на него. – Когда же ты перестанешь быть джентльменом? Особенно… со мной? Я тебя ненавижу!
Она снова попыталась вырваться и убежать, но он ухватил ее за запястье и остановил на бегу.
– Ненавидь меня сколько хочешь, но сейчас…
– Я тебя не ненавижу. Ты это знаешь. Но иногда мне хочется тебя убить!
– Причем одним ударом? Перестань, Дженни. Я пытаюсь тебя развеселить!
– Ты… стараешься ко мне подольститься?
– Разумеется! Ненавидь меня сколько хочешь, особенно сейчас, но вспомни, что мы с тобой не в двадцатом веке, и выражайся осторожнее в присутствии посторонних. Нам нужно немедленно уходить отсюда.
– Как?
– Через дом. Там наши плащи и накидки.
– Филип! Твой воротник и галстук! Не желаю, чтобы тебя застали в таком виде!
Он отпустил несколько замечаний о пропавших воротнике и галстуке, которые привели бы в ужас Королевское общество галантерейщиков. Дженнифер, только что негодовавшая