40
усовершенствованию технологии слежения за каждым гражданином — компьютеризации. Любопытна и вряд ли оспорима точка зрения известного американского историка Джорджа Кеннана, считающего, что тоталитаризм познаваем гораздо лучше через беллетристику, например, в произведениях Оруэлла и Кафки. А мы сюда добавили бы «Мы» Замятина, произведения Солженицына и «Счастливый новый мир» Хакслея. Сюда же можно отнести утопическую литературу, такие произведения, как: «Утопия» Томаса Мура (XVI век), «Город солнца» итальянского монаха Кампанеллы (начало XVII века), «Кодекс природы» француза Морелли (XVIII век) и многие другие. Кстати, все эти утопии рисуют совершенное общество как чистейшей воды коммунистический концлагерь, в котором все люди одеваются одинаково, не обладают никакой собственностью, города строятся одинаково, чтобы не было у граждан любопытства путешествовать. У Кампанеллы даже женщины и мужчины одеваются в абсолютно одинаковые униформы, а женщины за употребление помады и прочих украшений подлежат смертной казни! Интересно, что «Город солнца» пользовался особой популярностью у коммунистов XX века, и в СССР книга выдержала много переизданий. Однако вернемся к нашему изложению взглядов ученых на тоталитаризм. Русско-американский социолог Николай Сергеевич Тимашев, анализируя разные исторические государственные системы, находит сильные элементы тоталитаризма в древнем Египте, Римской империи и империи инков в Южной Америке, о чем мы уже говорили выше, и дает следующие определения политических систем:
1. Государство является деспотией, если оно присваивает себе все права, а на граждан возлагает только обязательства по отношению к государству.
2. Государство становится тоталитарным, если функции, исполняемые им, столь разнообразны и всеохватывающи, что почти все стороны деятельности граждан подпадают под государственное управление.
3. Либеральным мы называем такое государство, в котором функции его столь ограничены, что сфера прямой государственной деятельности в жизни общества сведена к логическому минимуму.
41
Сознавая неудовлетворительность своих определений, ибо не ясно, что значит минимум и максимум, Тимашев подкрепляет их историческими иллюстрациями. Так, Россию эпохи Николая I он называет традиционной деспотией, агрессивной, склонной к тоталитаризму, аналогичной западным государствам XVIII века (и начала XIX, если речь идет о наполеоновской Франции). Россия Николая II традиционна, но с уступками демократии ближе к правовому государству, чем деспотии, агрессивна, но ближе к либерализму, чем тоталитаризму. Латиноамериканские деспотии в большинстве случаев далеки от тоталитаризма, ограничивая деятельность граждан только в тех областях, которые могут представлять угрозу государственной власти. Но вот Парагвай под властью иезуитов был близок к тоталитаризму, а авторитарный и псевдо-идеологический режим Перона в Аргентине 1940—1950-х годов Тимашев ставит где-то на полпути между либерализмом и тоталитаризмом (с. 15-16).
Карл Поппер, покойный профессор философии Лондонской школы экономических и политических наук, в своей замечательной книге «Открытое общество и его враги» считает первым идеологом тоталитаризма Платона. Характеристики Платонова тоталитаризма таковы: не допускать никаких политических перемен в однажды установленном по рецепту Платона обществе; назад к природе, к состоянию наших праотцев; власть кучки мудрецов над невежественными массами; строгое классовое разделение; отождествление судеб государства с судьбами правящей элиты; правящий класс владеет монополией права ношения оружия и получения любого образования, но лишен права хозяйственной деятельности и владения деньгами; цензурирование интеллектуальной деятельности правящего класса и использование постоянной пропаганды на предмет формирования и унификации его мышления; экономическая автаркия, чтобы избежать зависимости правящего класса от торговли, что подорвет его власть, а тем более, участие в торговле, что нарушит его единство и стабильность государства.