416
признали Люблинский комитет законным временным правительством вплоть до выборов, которые состоятся вскоре после окончания войны. Черчилль же и в меньшей степени Рузвельт настаивали сначала на том, чтобы польское правительство состояло из членов довоенного правительства, бежавшего в Англию, — имеется ввиду польское эмигрантское правительство в Лондоне. Западные союзники выражали готовность включить в это правительство и нескольких представителей Люблинского комитета. Но Сталин стоял на своем, играя на том, что лондонские поляки бежали из Польши и оставили свой народ на произвол судьбы, а люблинцы — представители воевавшей Польши, бывшие всю войну с народом. Это не совсем верно, ибо часть люблинцев, включая будущего президента Берута, находились во время войны в Москве. Однако, играя на этом и на роли советской армии в освобождении Польши, Сталину наконец удалось перевернуть карты: теперь речь уже шла о признании Англией и Соединенными Штатами Америки Люблинского «правительства», пополненного несколькими представителями лондонского польского эмигрантского правительства. Черчилль этому сначала сопротивлялся, соглашаясь лишь на то, чтобы правительство Польши создавалось как бы с нуля из представителей всех политических партий Польши, основой которого должны стать лондонские поляки. Но глава американского Госдепартамента Стеттиниус подготовил для Рузвельта проект, по которому люблинский комитет преобразовывался в правительство. Британский министр иностранных дел Идеи отреагировал на американскую инициативу замечанием, которое было обращено скорее к Стеттиниусу, чем к Молотову: «Вряд ли кто-либо в Великобритании поверит, что Люблинское правительство является представителем польского народа ... такая точка зрения разделяется большинством населения и США и Европы. Именно поэтому британская делегация не хотела простого добавления [лондонских поляков] к Люблинскому правительству и подчеркивала необходимость начать [составление польского правительства] с нулевой точки»[10]. Но делать было уже нечего:
417
Рузвельт со Стеттиниусом были очарованы Сталиным до такой степени, что Рузвельт сказал Миколайчику, польскому премьер-министру в изгнании, что Сталин, во всяком случае, не империалист (!), в то время как британского премьера Рузвельт, по-видимому, считал империалистом. Во всяком случае, так он реагировал на предложение Черчилля разделить Восточную Европу после войны на сферы влияния между западными союзниками и СССР, на что Сталин согласился на переговорах с Черчиллем в Москве в 1942 году. Когда Рузвельт услышал от Черчилля об этом соглашении, он выступил категорически против, считая это актом империализма со стороны Черчилля. Беда в том, что у Рузвельта не было альтернативной программы, из-за чего западными союзниками не была выработана конкретная программа устройства послевоенной Европы до самой Крымской конференции, на которой советская сторона фактически диктовала свои условия и получила то, что требовала, согласно словам Сталина, сказанным им второму лицу югославских коммунистов Миловану Джиласу:
«Каждый [правитель] распространяет свою политическую систему на то расстояние, на которое простирается власть его армии»[11].
Сталин согласился с тем, что постоянное правительство будет установлено в Польше только после «свободных демократических выборов», но добавил, что только демократические партии смогут участвовать в выборах. Тут Запад подвела семантика. Западные союзники понимали под фашистскими такие тоталитаристские партии, как нацисты и итальянские фашисты. Сталин же, заявив, что фашистские партии не будут допущены до участия в выборах, имел ввиду все правые партии.
Польские выборы состоялись в январе 1947 года. Известно, что подавляющее большинство голосов было подано за Крестьянскую партию, возглавляемую Миколайчиком, поскольку почти все партии правее Крестьянской не получили права выставлять свои кандидатуры. Тем не менее Крестьянская партия получила в Сейме всего 52 места из 444. Все остальные места достались государственному блоку. После этого начались аресты членов Крестьянской партии.
418
Миколайчик бежал на Запад. На этом закончилась игра в демократию в Польше.