Выбрать главу

433

мужик, то Брежнев изображается этаким дурачком или даже просто идиотом. Каждая попытка его окружения создавать ему культ личности, как например, вручение двух Ленинских премий за двухтомник якобы его воспоминаний, написанный за него подставными лицами (кажется, Чаковским), вызывает фонтан новых анекдотов, высмеивающих его. Вот это и была точка отсчета всенародного идейного цинизма, при котором управлять по-старому уже было нельзя. За три десятилетия, прошедшие со смерти Ленина, изменилось и понятие сосуществования. Вскоре после смерти Сталина Маленков заявил, что при наличии оружия всеобщего уничтожения война перестала быть неизбежностью, так как атомная война скорее всего приведет к прекращению жизни на земле. Хотя это «искажение ленинизма» было среди прочих обвинений вменено Хрущевым в вину Маленкову, сам Хрущев взял этот лозунг на вооружение, объявив новую эру мирного сосуществования. К тому, как он, а затем и Брежнев толковали понятие мирного сосуществования, мы еще вернемся.

Проследим теперь развитие отношений между западными союзниками и Сталиным непосредственно после окончания войны и то, с какого момента и каких событий можно говорить о начале эры собственно холодной войны в общепринятом смысле, то есть в послевоенные сталинские годы.

Как мы уже говорили, трещины во взаимоотношениях западных союзников и Сталина проявились уже на Ялтинской конференции в связи с польским вопросом. Сведения об арестах весной 1945 года офицеров польской Армии Крайовой, которые были приглашены советским командованием на переговоры с данной им гарантией безопасности, а затем арестованы и судимы в Москве с вынесением им приговоров длительного заключения, не могли вызвать теплых чувств западных союзников. Преследования политических партий, в том числе левой Польской крестьянской партии, вынудившие ее главу Миколайчика бежать на Запад, и аналогичные расправы с некоммунистическими партиями в остальных восточно-европейских странах наносят смертельный удар по остаткам иллюзий о возможности тесного дружеского союза с СССР. Постепенно входит в оборот термин «железный занавес».

434

Впервые Черчилль употребил термин «холодная война» 12 мая 1945 года[4], через 5 дней после капитуляции, имея ввиду самоизоляцию сталинского блока. В те же дни Черчилль пишет президенту США Трумэну, что, учитывая агрессивную политику Советского Союза и тот факт, что теперь граница государств советского блока проходит фактически по центру Европы, необходимо, чтобы Америка отказалась от первоначального намерения, озвученного Рузвельтом на Ялтинской конференции, — убрать свои войска из Европы не позднее, чем через два года после окончания войны. Сталин, несомненно, рассчитывал на расширение своей власти на всю Германию и дальше, на Францию и Италию, где коммунисты были самыми большими партиями, после того, как американские войска уберутся из Европы, и США вернутся к своей довоенной политике изоляционизма. Черчилль убеждал Трумэна оставить значительный контингент американских войск в Германии и сохранить за собой ведущую роль в западном союзе. Трумэн не сразу ответил на инициативу Черчилля, хотя согласился с ним в необходимости новой конференции с участием Советского Союза. Конференция состоялась в июле-августе 1945 года в пригороде Берлина — Потсдаме с участием Сталина.

Хотя Трумэн почувствовал всю несостоятельность Стеттиниуса и заменил его на посту госсекретаря гораздо более способным и здравомыслящим Джеймсом Бернсом, тем не менее и новая после рузвельтовская администрация никак не хотела расставаться с легендой о «добром дяде Джо». Гарриман и Трумэн считали, что все беды происходят от того, что Молотов дезинформирует Сталина. Вот встретимся в Потсдаме и договоримся! Неопытность Трумэна сказалась в том, что послом своим в Великобританию он отправил того самого Дейвиса, который, будучи послом в СССР, получал богатые подарки от ГПУ и был де-факто, если не де-юре, советским агентом влияния[5]. С Черчиллем Дейвис, естественно, общего языка не нашел. Все еще веря в доброго дядю Джо, Дейвис предложил, чтобы на Потсдамской конференции переговоры велись наедине между Трумэном и Сталиным.