Марксизм-маоизм как идеология и система власти
«Китайский коммунизм, не имевший в Китае идеологических предшественников, является непосредственным детищем русского большевизма. Мао стоит на плечах Ленина[10]».
С первых дней своего увлечения марксизмом и до конца своих дней земных Мао считал себя верным учеником Маркса, Ленина и даже Сталина. Но как Ленин переиначил учение Маркса, приспособив его к условиям России начала XX века, так и Мао переиначил и Маркса, и Ленина, приспособив их учения к реалиям современного ему Китая.
Мао Цзэдун — выходец, по собственному признанию, из «середняцко-кулацкой» крестьянской семьи, получив педагогическое образование, работал в библиотеке Пекинского университета. В 1921 году в возрасте 28 лет стал одним из основателей Коммунистической партии Китая. С 1935 года он — полноправный член политбюро, а с 1943 года — председатель ЦК КПК.
484
Если Ленин стоял перед проблемой приспособления марксизма к стране в ранней стадии промышленного капитализма, то Мао пришлось приспосабливать революционную доктрину к значительно более отсталой крестьянской стране, которую, по замыслу Маркса, следовало осуществить лишь в самых передовых странах с самым образованным и политически сознательным пролетариатом, который, к тому же, должен был к моменту революции составлять большинство населения страны. Иными словами, это должна была быть революция городская при насилии большинства над меньшинством. На практике, как мы знаем, все произошло с точностью до наоборот: в передовых странах пролетариат становился все зажиточнее, а не нищал, как предсказывал Маркс, революций не устраивал и в большинстве своем к революционным организациям не примыкал[11]. Отсюда Ленин вывел свою доктрину революции как заговора небольшой партии профессионально подготовленной радикальной интеллигенции, беспрекословно подчиняющейся своему вождю, революции не рабочих, а якобы для рабочих, поскольку сами они дальше профсоюзов мыслить не способны. После опыта первой русской революции 1905-1906 годов, в которой ярко проявились крестьянские бунт и неуважение к частной собственности[12], Ленин понял необходимость вовлечения крестьян в революцию. И в 1917 году не только присвоил эсеровскую аграрную программу, но также заявил, что коммунисты не смогут удержаться у власти, если не сумеют распространить классовую борьбу на деревню, привлекая на свою сторону бедняков и батраков и натравливая их на зажиточных крестьян. Все это было еще в бо́льшей степени злободневно для Китая, в котором промышленного пролетариата фактически еще не было, за исключением территорий иностранных концессий.
485
Разница между Россией и Китаем была в том, что в России революционные партии и движения были городскими, интеллигентскими и направленными на переворот в городе с дальнейшим распространением на село. В Китае же революционные движения были преимущественно сельскими. Если Ленин считал недоразвитость и малочисленность городского пролетариата недостатком и смотрел на село и крестьянство как на контингент, который надо завоевать, то Мао в отсутствии европейского типа исторического развития и в отсутствии у крестьян чувства истории видел в Китае преимущество и ставил ставку на село, на беднейшие слои крестьянства, рассматривая их как tabula rasa, на которой можно «написать» что угодно. Силами этого, лишенного чувства истории, крестьянства он и собирался завоевывать город как враждебную крепость. Затем в отличие от Ленина и Тито в фундаменте всей китайской революционности XIX и XX столетий, в том числе и китайского коммунизма, заложен национализм и чувство глубокой национальной оскорбленности, нанесенной победами европейцев и японцев над Китаем. До «Опиумных» войн и вынужденного допущения иностранных концессий в Китае не было такого понятия, как национализм. Гордая Ханская империя считала себя центром Вселенной, а все страны мира считала своими «доминионами». Как указывает китаевед Таунсэнд, для Китая характерным был конфуцианский «культуризм», а не национализм: «все, что требовалось от правителя, — это образованность и управление страной в духе конфуцианских принципов и норм», а какой национальности правитель, император или местный начальник, — это не играло роли[13].
Только в XX веке в результате всех национальных травм появился очень интенсивный китайский национализм, ставший, по словам процитированного выше автора, почти что религией, что согласно нашему анализу и приведенным в начале книги источникам является одной из составных частей тоталитаризма.