О синодальном типе мать Мария пишет, что это восприятие Церкви как «атрибута русской великодержавной государственности, впитавшей в себя идеи, навыки и вкусы власти. Государство ... карало за церковные преступления», а Церковь проклинала «за преступления государственные». За 200 лет синодальной системы духовная жизнь уступила первенство внешнему государственному вероисповеданию, охранению устоев, не допуская новшеств и не нуждаясь в творчестве. «Торжественные ... молебны и освящения воинских знамен вряд ли могут привнести в жизнь общества энергию Духа Христова», — пишет она, и добавляет, что в эмиграции это направление стало «отличительным признаком Карловацкой церковной группировки»[10].
Хотя эстетическое благочестие восходит к летописному сказанию о выборе веры князем Владимиром, по которому главным критерием избрания Восточного христианства была красота богослужения, введение партесного итальянского пения со второй половины XVII века с его упором на мелодию за счет содержания и текста и писание «икон» по шаблону итальянских натуралистических портретов и духовных картин были той же данью кумиру эстетизма. Эстеты, по словам м. Марии, не творцы, а коллекционеры, охранители и ценители искусства. Они холодны по отношению к живому человеку и его страданиям. Господство эстетов в Церкви, предупреждает м. Мария, создаст духовный вакуум, который заполнят
635
«лжехристы и лжепророки, ... сектантские проповедники, баптисты, евангелисты, адвентисты, которые преподнесут голодным людям ... какой-то суррогат религиозной жизни... Кое-кто отзовется на это ... простое человеческое внимание, ... не сразу разберется, что ... его потчуют сомнительной смесью неграмотности, прекраснодушия и шарлатанства. Дурман подействует. И это еще углубит пропасть между Церковью и миром. Но, может быть, глаза, имеющие зрение любви, увидят, как из алтаря, огражденного благолепным иконостасом, ... выйдет Христос. Пенье продолжает звучать, клубы ладана курятся... А Христос выходит на панель и смешивается с толпой нищих, прокаженных, отчаявшихся, озлобленных, юродивых ... И самое страшное, как бы не оказалось так, что блюстители красоты ... не поймут и не постигнут Его красоты и не пустят Его в храм, потому что за Ним будет следовать толпа, искаженная грехом ... И тогда их пение растает в воздухе, ладан рассеется, и Некто скажет им: "Алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал, и вы не напоили Меня, был странником, и не приняли Меня..."
К этому приведет идолопоклонство, свойственное и эстетическому типу благочестия... любовь слишком страшная вещь.... — ей не место там, где царит раз навсегда найденная и утвержденная красота. И тут ... от священников ... требуется только одно: чтобы они были служителями культа, жрецами, ... почти в языческом смысле слова. И священник расценивается с точки знания устава, с точки зрения музыкальности и красоты голоса... и т. д.».
И тут мать Мария задумывается:
«В Советской России ... Церкви запрещено все — разрешено лишь совершать богослужения. А может быть, это ... очень тонкий психологический расчет, основанный на том. что православное богослужение без дела любви, без явлений подвижнической жизни, без слова Божьего ... бессильно явить обмирщенному и обезбоженному человечеству Христову правду? Духовно голодный человек переступит порог храма, ... но на голод свой пищи не получит — потому что он хочет не только красоты, но и любви — и ответа на все свои сомненья. Таким образом, власть... замкнула церковные двери. Может быть, в этом смысле для Церкви было бы полезнее не иметь официального разрешения на богослужения, а собираться тайком в катакомбах...»[11].
636
Тип аскетического благочестия, указывает м. Мария, широко распространен во всех религиях и далее в формально безрелигиозных радикальных политических движениях. Например, в русском народничестве двух минувших столетий. Аскетизм в конце концов, как указывает автор, присущ и всякому творчеству, когда человек жертвует многим во имя осуществления своей творческой идеи, будь то музыка, литература или научный поиск. И м. Мария указывает: «Периоды церковной жизни, не пропитанные аскетизмом, являются периодами упадка, бездарности, вялости». Но в своих крайних проявлениях аскетизм вступает в «острое противоречие христианству», особенно аскетизм индуизма, «оккультных учений в теософии, в антропософии ... Задача такого аскетизма определяется принципом накопления природных богатств, ... умения их применять ... никакого наития иной сверхприродной силы он не ждет». Мать Мария признает, что такой тренировкой оккультный аскет может достичь очень многого. «Единственное, что в мире сильнее [такого аскетизма], — пишет автор, — это учение о нищете духовной, о растрате, раздаче, о расточении духовных сил, о предельном обнищании духа». Единственное самоопределение, которое сильнее его, это слова: «се раба Господня»[12], то есть добровольная покорность Богу, готовность со-выполнять с Ним Его план спасения человека, прежде всего — спасения своей души»[13]. Мать Мария предупреждает, что самодостаточный