Беспрецедентность ленинского цинизма и террора — не говоря уж о сталинском — один из важных ключей к загадке победы Ленина. В бытность мою профессором канадского университета я не раз говорил студентам, что если бы большевики установили свою власть в Люксембурге, то вряд ли они победили бы в России — был бы прецедент, урок. Насколько большевистская затея была еще неизвестна и не понята в России в 1917 году, свидетельствует безуспешность попытки Керенского и генерала Краснова 26 октября (8 ноября) уговорить в Пскове генерала Черемисова, главнокомандующего Северным фронтом, уступить небольшую часть своих войск для похода на захваченный большевиками Петроград. Генерал отказал, заявив, что его дело защищать страну от внешнего врага, а не вмешиваться во внутренние политические распри. Ведь и Ленин, и Керенский считались социалистами,
155
и какое дело было этому вояке, воспитанному в русских офицерских традициях полного невмешательства в политику, до ссор между двумя социалистами? Кроме того, после ареста Керенским генерала Корнилова и его сподвижников русское офицерство отвернулось от Керенского и уже не собиралось его спасать, как спасло в дни июльских беспорядков — своего рода ленинской генеральной репетиции будущего захвата власти. Генерал Краснов с гордостью рассказывает, как на псковском вокзале некий поручик Карташов отказался пожать протянутую ему Керенским руку: «Я не могу подать Вам руки, — сказал он, — я корниловец»[11]. Как известно, Краснов все же двинулся на Петроград с неполным полком казаков — «всего 700 всадников», — пишет Краснов, — плюс две пушки и броневик. В бою у Пулковских высот казаки одержали победу над красногвардейским сбродом, общей численностью около 16 тысяч штыков. В бою погибло 400 красных, а у казаков 3 убитых и 28 раненых. Но из-за количественного превосходства, казаки оказались пленниками своих пленных. Это была пиррова победа, после которой, считал Краснов, идти на Петроград с его 200-тысячным гарнизоном было бы безумием. Остальное довольно хорошо известно. К Краснову явился Троцкий и «пригласил» его на переговоры в Петроград. Пришлось согласиться. Согласно договору казаки должны были вернуться на Дон со всем своим обозом — денежным и оружейным запасом и т.д. Им было обещано территориальное невмешательство красных при соблюдении казаками нейтралитета. Обещания красными сразу же нарушались, но казаки все же многое с собой увезли. Краснов фактически находился под домашним арестом в Петрограде, но сумел бежать на Дон[12]. Большевики тем не менее в январе 1918 года вторглись в земли Войска Донского. Правящий Доном атаман Каледин застрелился, а скопившиеся на Дону белые генералы и около 5 тысяч собравшихся вокруг них военных плюс их семьи двинулись в легендарный Ледяной поход — в северо-кавказские степи. Так началась эпопея Белой армии юга России.
156
Следует заметить, что в те несколько дней продвижения казаков Краснова к Петрограду в самом городе ходили слухи, что Краснов идет на Петроград с армией в 5 тысяч штыков, что вызвало панику у большевистского правительства, и оно начало паковаться, готовясь к побегу в Москву. Так что будь у Краснова не 700, а, скажем, 7 тысяч бойцов, большевики были бы выбиты из Петрограда, и весь дальнейший ход истории мог бы быть совершенно иным. К сожалению, в тот момент между Балтикой и Петроградом Краснов оказался единственным политически мыслящим генералом, понимавшим, что большевики гораздо хуже Керенского. План восстания юнкеров в Петрограде провалился благодаря перехвату большевиками документов предстоявшего восстания. Большевики ответили массовой резней в Петрограде нескольких десятков тысяч юнкеров и офицеров. Если к этому прибавить расправу с восставшими юнкерами в Москве, то красный террор можно отсчитывать с ноября—декабря 1917 года, а не с июля 1918 года, как официально отсчитывают большевики, то есть со времени подавления левоэсеровского восстания. Эти три попытки противостояния большевикам — красновское и два юнкерских, окончившиеся поражением, можно считать первым этапом Гражданской войны.