Характерной чертой идеологии является наглядная символика — флаги, символические знаки. По ним можно определить и характер партии, например, итальянские фаши символизируют возрождение прошлого — Римской империи, древнего Рима, латинизма как нации; к мистико-языческому прошлому зовет и нацистская свастика. Совсем другое значение имеет серп и молот или звезда, символизирующие построение будущего, труд и свет (звезда-заря). У всех тоталитаризмов обязательны и отрицательные символы, развивающие чувство врага, борьбы. У коммунистов это враждебные классы и капиталистические государства, у нацистов — евреи, у фашистов — «слабый, дегенеративный» буржуй. После провала попыток мировой революции и принятия вынужденной теории социализма в одной стране, «коммунизм, — по словам наших авторов, — стал весьма успешно оправдывать необходимость национальной базы во имя вненациональных целей».
В тоталитарных системах идеология фактически заменяет право, вернее, подчиняет его идеологии и вытекающей из нее политике. Так. Андрей Вышинский, профессор права МГУ и верховный прокурор времен ежовщины, писал (вполне в соответствии со словами Маркса о том, что право есть понятие классовое и исчезнет с исчезновением классового общества):
«Закон есть комбинация правил поведения, выражающих волю правящего класса, который устанавливается
29
законодательной процедурой, а также из обычаев и правил общественной жизни, утвержденных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной властью государства с целью защиты, укрепления и развития отношений и процедур, выгодных и удобных правящему классу».
«Советское государственное право».
Вот пример практического применения Вышинским его же принципа аналогии. Допрос на процессе 1937 года.
Вышинский: Вы были сторонником поражения в 1934 году?
Радек: В 1934 году я считал поражение неизбежным.
В.: Были ли Вы сторонником поражения?
Р.: Если бы я мог предотвратить поражение, я был бы против него.
В.: Вы считаете, что Вы не могли бы его предотвратить?
Р.: Я считал поражение неизбежным фактом.
В.: Вы принимали всю линию Троцкого, известную Вам в 1934 году?
Р.: Я принимал всю линию Троцкого в 1934 году.
В.: Было поражение частью этой линии?
Р.: Да, это была пораженческая позиция.
В.: Позиция Троцкого включала в себя поражение?
Р.: Да.
В.: Вы с ней соглашались?
Р.: Да.
В.: Следовательно, если Вы соглашались, значит, Вы были сторонником поражения?
P.: С точки зрения ...
В.: Вы шли к поражению?
Р.: Да, конечно...
В.: То есть. Вы были сторонником поражения?
Р.: Конечно, если я говорю «да», значит, мы шли к поражению.
В.: Кто же из нас правильно формулирует вопрос?
Р.: Я думаю. Вы неправильно ставите вопрос.
В.: В 1934 году Вы были не против поражения, а сторонником такового.
Р.: Да, я так сказал.
30
Так события, которые подсудимый предполагал, превращаются в события, которых подсудимый желал по системе аналогии в редакции Вышинского. Подсудимый становится преступником, «работавшим» на разрушение государства. Сравни это с нацистским определением права:
«Закон — оформленный план вождя, а потому он является выражением народного образа жизни (volskische Leben-sordming). Сформулированный план вождя есть высший авторитет закона». «Таким образом, — пишут Фридрих и Бжезинский, — в фашистском понимании закон отождествляется с такими идеями романтиков и исторической школы юриспруденции, как «Volksgeist». К этой теме мы вернемся, рассматривая историко-философские источники тоталитаризма.
Террор и единомыслие
Тоталитаризм всегда устремлен в будущее, причем с типично тоталитаристской убежденностью в своей правоте, в научности и неизбежности «законов» марксизма-ленинизма, а у нацистов — в правильности и неопровержимости интуиции вождя. Тоталитаризм отвергает современность и ее проблемы во имя величественных схем социальных перестроек и преобразования человека. Перемены, особенно резкие перемены, обычно вызывают сопротивление человека, общества. Поэтому резкие перемены невозможны в демократическом обществе, они вызвали бы резкий и массовый отпор. В тоталитарных обществах сопротивление подавляется организованным террором, поэтому террор неизбежен в тоталитарном государстве. Сначала он избирателен, направлен против тех или иных категорий общества, но в конце концов становится всеохватывающим, ибо социальные группы взаимопереплетены в обществе, их невозможно полностью изолировать друг от друга. Поэтому террор против одной общественной категории вызывает сопротивление или, во всяком случае, недовольство другой, и он в конце концов охватывает всю страну. Из профилактического террор превращается в основополагающий метод достижения целей, поставленных государством, и обеспечения атмосферы перманентной революции, без которой режим теряет свою динамику, а в конце концов и власть над обществом.