Как мы уже упоминали, нацистские экономические теории были взяты из доиндустрального прошлого. Экономическое благополучие определялось обилием производства сельскохозяйственной продукции и экономической независимостью от внешнего мира (автаркия) — последнее, конечно, объяснялось гитлеровской направленностью всего хозяйства и общества на будущую войну. В условиях войны автаркия необходима, если она достижима. Что же касается сельского хозяйства как определителя национальной экономики, то XX век показал всю несостоятельность этой теории. Из принципов нацистской экономики, естественно, следовал вывод, что Германия перенаселена и нуждается в завоевании плодородных земель у восточных соседей для заселения их «избыточным» немецким населением, так и для предоставления площадей для экстенсивного земледелия.
Одержимый устарелыми автаркическими теориями и готовя свою страну к войне, Гитлер дал задание ученым и промышленникам разработать синтетические материалы, в том числе синтетические бензин и резину, поскольку на территории Германии этих видов сырья не было. Задание выполнялось, но ценой варварского уничтожения природных ресурсов страны. Гитлер с этим не считался, рассчитывая на компенсацию через завоевание территорий с залежами нефти и прочих минералов и плодородными почвами. Шахт не стерпел такого варварского пренебрежения Гитлером и его окружением законами экономики и в 1937 году ушел в отставку, после чего система 4-годичных планов стала почти столь
232
же дутой, как советские пятилетки[13]. История с Шахтом является одним из наглядных контраргументов против ошибочного, но широко распространенного мифа об эффективности диктаторских экономических систем. Всюду в гитлеровской администрации царило дорогостоящее дублирование, бюрократическая волокита и коррупция, подхлестываемая нарастающим террором. Просто то тут, то там проявляли себя выдающиеся хозяйственники, созданные еще свободным обществом, такие как Шахт в экономике и финансах, Шпеер в деле вооружения.
Они своими достижениями создавали миф эффективности системы. Быстрый выход Германии из депрессии — ведь народу в целом не было известно, какой ценой это было достигнуто и что весь подъем вызван производством на войну, — придавал Гитлеру такую популярность, что плебисцит 1935 года в Заарской области — главном угольном бассейне континентальной Западной Европы, — которым, по Версальскому миру, должен был решиться вопрос о принадлежности ее Германии или Франции — дал 90% голосов в пользу Германии. Это воодушевило немцев, популярность Гитлера возрастала.
Внешняя политика и дипломатия
Гитлеровская внешняя политика отличалась авантюризмом, наглыми нарушениями договоров, после чего следовали успокаивающие заявления, вроде того, что вот теперь все претензии Германии удовлетворены и наступил вечный мир. Европейские демократии были истощены и утомлены как Первой мировой войной, так и Депрессией, и поэтому
233
рады были слышать каждое обещание Гитлера, лишь бы не война...
Первой зарубежной вылазкой Гитлера можно считать попытку захвата власти в Австрии в 1934 году руководимыми Берлином австрийскими нацистами. При этом ими был убит мягкоавторитарный диктатор Австрии Дольфус. Попытка не удалась — к власти пришел католический клирико-фашист Курт фон Шушнигг, запретивший нацистскую партию и установивший довольно жесткий режим в стране. Гитлер не решился на прямое вмешательство, поскольку Австрия входила в оборонный союз с Италией. Муссолини, опасаясь, что Гитлер посягнет на Южный Тироль, двинул свои войска к австрийской границе, а Гитлер, имея всего 100 тысяч штыков, не решился на войну с Италией.
Когда в 1935 году Гитлер объявил о восстановлении воинской повинности и многократном увеличении армии, Италия, Великобритания и Франция собрались в итальянском городе Стреза и договорились о совместном противодействии любым нарушениям существующих договоров, угрожающих миру в Европе. Этот договор стал известен под именем Фронт Стрезы. Он же подтвердил решения конференции 1925 года в Локарно, которые, однако, были значительной уступкой Германии по сравнению с первоначальным Версальским миром. В Локарно от Германии добились лишь гарантий неприкосновенности западных границ, — о восточных было умолчано. Одновременно в Локарно было признано право консолидации всех немцев в едином суверенном государстве. Такую установку можно толковать и как разрешение Германии присоединять к себе территории компактного проживания немцев за пределами Германии, например, в Польше, Чехословакии, Венгрии и пр. Более того, конференция объявила впредь считать агрессором любую страну, начавшую военные действия. Таким образом, поскольку странам на восток от Германии территориальных гарантий дано не было, а у Франции были оборонные союзы с этими странами, следовательно, если в ответ на нападение Германии на Чехословакию Франция вступила бы в войну на стороне последней, то агрессором считалась бы Франция, а не Германия. Как бы там ни было, Фронт Стрезы оказался пустышкой после нападения Италии на Эфиопию.