— Дэн, уже все кончилось! — сказал Картазаев. — Вольда больше нет!
— Ошибаешься, — Дэн позволил себе усмехнуться. — Вольд у меня здесь! — и указал себе на голову.
Парень был безумен. Нельзя долгое время заниматься убийствами, купаясь в ненависти и страхе своих жертв, чтобы остаться нормальным. Ненависть и есть Вольд.
— А ты молодец! — сказал Картазаев.
— Заговариваешь мне зубы?
— На самом деле. Если бы не ты, не было бы нашего оперативно-поискового управления в том виде, в котором оно существует сейчас. Нам нужно было чрезвычайно сильно обжечься, чтобы научиться терпеть боль.
— Правда? — с надеждой переспросил Дэн. — Ты действительно, так считаешь.
— Конечно, — сказал Картазаев, его охватила такая тоска, что все уже по существу закончилось, а ему сейчас умирать, но другого выхода не было. — Ты настоящий создатель ОПУ. И твое имя навсегда останется на первой странице.
Дэн переложи орудие в левую руку.
— Ладонь вспотела, — пояснил он, но на самом деле, он вытер что-то с лица, то ли пот, то ли слезы.
Или кровь.
— Это будет самая черная страница в нашей истории. Была бы моя воля, я бы заставил начинающих оперативников плевать на твое имя!
Дэн расхохотался.
— А ты чуть меня не провел! Думал, что я тебе поверил да? Что я, разозлившись, застрелю тебя на месте? Нет, сначала пальчики! Нет, признайся, что надеялся на пулю в лоб?
— Нет.
— Врешь! — закричал Дэн. — Буйвол тоже строил из себя героя, а умер страшно! Тебе не сказали, как он умер? Они даже этого тебе не сказали! Мне будет противно тебя убивать, полковник! Так и знай!
— Мы умрем вместе, — покачал головой Картазаев.
— Не надейся! — и Дэн предупредил: — Левой я стреляю не хуже!
— Верю, — пожал плечами Картазаев.
— Что ты там прячешь за спиной? Думаешь, я не вижу!
Картазаев вытянул руку из-за спины и бросил на пол лист фольги.
— Что это? — не понял Дэн. — Очередной трюк?
— Раньше это было на окне. Теперь экрана на окне нет. Я снял его сразу, как вошел. Они здесь, Дэн. Они пришли за нами обоими.
— Кто здесь? Отойди от окна! — закричал тот.
Картазаев посторонился, и в комнату ворвался многоголосый стон. Все пространство за окном устилали ползущие "кроты". Не имея возможности встать, они налезали друг друга, чтобы достать до подоконника, тянулись руками к окну.
— Ты хотел меня испугать этим? Они не могут догнать даже улитки!
— Эти нет, но ты забыл про тех! — Картазаев кивнул ему за спину, на заходящих в комнату Раевского, мужчину и женщину.
Дэн рванулся от них, мимо Картазаева к окну. Он все успел рассчитать. Если уйти от тех, кто еще оставался на ногах, то от тех, кто ползет, уйти плевое дело.
Картазаев кинулся наперерез, и обхватил его руками.
— Пусти, идиот! — зашипел Дэн. — Жить хочу! Жить! Вы все тут сумасшедшие! Все ваше управление! Вы камикадзе!
Они обнялись, словно родные братья, продавили стекло и рухнули сквозь окно наружу, чтобы быть погребенными десятками копошащихся тел.
Мир прекратил существование в третий раз. На это раз окончательно. Но только этот мир.
В зрительном зале зажегся свет, но наиболее нетерпеливые зрители повскакали со своих мест еще при появлении заключительных титров. Зал наполнился стуком откидываемых сидений и эхом многих шагов. Нарядно одетые люди устремились к выходу, впереди бежали дети в ярких летних платьишках.
Откинулась щеколда, распахнулись двери, и солнечные лучи устремились в быстро пустеющий зал, лишь одно место в первом ряду оставалось занятым. Мужчина сидел, устало свесив голову, будто спал.
Билетерша так и подумала сначала и попыталась разбудить его. Мужчина никак не отреагировал на дотрагивания, а потом вдруг поехал телом вбок и вниз. Рухнул вниз.
— Врача! — крикнула билетерша. — Здесь человеку плохо! Есть врач?
Несколько человек вернулось. Женщина, назвавшаяся врачом, послушала грудь и не услышала сердца.
— Вынесите его на воздух! — велела она, пока не доводя до остальных своего вердикта.
Мужчины вынесли Картазаева наружу и усадили на скамейку.
— Вам лучше его положить, — сказала врач. — А то он застынет, и его потом не разогнешь. Он мертв. Челюсть надо подвязать, чтобы рот открытым не остался. Да и руки положить так, как они будут в гробу. Но это не принципиально.
Умирать легко. Во всяком случае, гораздо легче, чем жить. Компания Картазаеву была знакомая. Там его ждали Буйвол, и Свин, и Санта. Все, кого он знал при жизни. С древних времен белый цвет траура, и теперь все были одеты словно в снег. В полном молчании все застыли в ожидании. Воздух густел, кристаллизовался, и они вмерзали в него, словно комары в куски янтаря. Картазаев полностью уступил воле стихии и прикрыл глаза, чувствуя, как тело постепенно охватывает потусторонний холод. Внезапно, он услышал голоса Мики и Калерии. Они быстро удалялись. Там, где они шли, было солнечно и тепло. Картазаев улыбнулся. Он хотел окликнуть детей, но делать этого было нельзя. Очень медленно Картазаев поднял руку. Загустевший воздух сначала упруго сопротивлялся, но в виду того, что он еще не затвердел, как следует, не смог проделывать этого чересчур долго. Его с хрустом прорезали трещины, в которые хлынул животворный кислород.
От услышанного приговора, вынесенного врачом, билетерша охнула, да и остальным сделалось не по себе. Что врач, он часто имеет дело со смертью, для него это действо не то чтобы привычно, не так страшно. Но когда тебе, собравшемуся расслаблено отдохнуть в пригожий денек, тыкают под нос и говорят:
— Вот собственно, какая она, смерть. Она ждет всех нас. Она не обойдет никого. И придет время, и все мы будем лежать точно также.
Невидимый, но осязаемый холодок заставил всех расступиться.
Лишь ничего не подозревающие девушка с мальчиком, идущие по своим делам, громко рассмеялись. В ответ ресницы Картазаева дрогнули.
— Он жив! — воскликнул один из мужчин. — Что же вы такое говорите? Чуть живого человека не похоронили!
— Не может быть, — возразила врач.
Картазаев рывком открыл глаза. Калерия с Микой уже удалялись.
— Калерия! — позвал он.
Девушка обернулась.
— Это вы мне? — спросила она, не узнавая. — Вы, наверное, ошиблись. Меня Галя зовут.
— Что, дядя, мою подружку клеишь? — встрял Мика. — Тебе тоже нравится?
— Мика, ты меня тоже не узнаешь? — обратился к нему Картазаев.
— Мика? Смешное погоняло!
Калерия остановилась, Мика дернулся следом за ней и тоже встал. Складки прорезали лоб Калерии, она словно что-то тщилась вспомнить. Уже вспомнила.
Но врач строго попросила:
— Идите, идите, девушка. Не видите, человеку плохо. Ему посидеть надо, подышать, а вы ему воздух загораживаете.
Потом она обратилась ко всем собравшимся:
— Всем спасибо. Вы тоже можете уйти, если у кого есть мобильный телефон, вызовите, пожалуйста, скорую. Пострадавшему надо обследоваться.
А Картазаеву она сказала:
— С вашим сердцем совсем не обязательно ходить на фильмы ужасов.
— Больше не буду, — повинился Картазаев. — Обещаю, больше никаких ужасов.
Он посмотрел вокруг и вспомнил, как в начале всей этой истории ехал на автомобиле МЧС, весь переполненный ненавистью, теперь же он был полон любви, одной любви. К ожившему городу, к гуляющим по солнечным улицам людям. Им не было никакого дела, что кто-то там их спас. Теперь Картазаеву никто бы и не поверил, что он как-то причастен к этому чудесному спасению. Он прослыл бы самым заядлым лгуном, если бы попытался рассказать правду. И дураком бы прослыл.
Слава ему была не нужна. Он сделал свое дело.
И он благодарен судьбе, которая пусть даже ценой таких зловещих приключений и мук привела его от ненависти к любви.
Любовь, вот что спасло всех нас, подумал он.
Любовь.