— Пошли, красавицы. До жары надо убраться подальше. Что-то не нравится мне здесь.
— А волки не пойдут по следу? — спросила Карина.
— Нет, не думаю. Хотя и сдается мне, что они обретаются где-то поблизости.
Появление стаи и облучение кишлака лучом, вибрирующим на сверхнизких частотах, он уже связал воедино. Стая как биологическое оружие и луч как техническое могли быть связаны только с одним местом в округе. С Мертвым городом.
Юко встала, опершись на автомат.
Из-за пазухи майки выудила медальон. Сняла и протянула Максимову.
— Возьми. Пусть пока будет у тебя. Миядзаки-сан сказал, что он принадлежал великому воину. А я — всего лишь женщина.
На ладонь Максимова легло золотое кольцо из переплетенных в свастику змей.
Он не успел ничего — ни подумать, ни сказать.
Со стороны восходящего солнца послышался рев двигателей. Докатившись до входа в ущелье, смолк.
Глухой голос, усиленный динамиком, распорол тишину. Человек говорил нараспев, словно взывал к молитве.
— Что он там лопочет? — спросил Максимов. Юко прислушалась, стала бегло вторить голосу, переводя:
— Очистите свои сердца, освободите их от земной суеты. Время веселья и праздности миновало. Судный час приближается, и мы должны просить о прощении. Я молю тебя. Всевышний, простить мне все мои грехи, позволить доказать веру в тебя и прославить тебя любым возможным способом.
— Круто, — оценил Максимов.
— Он говорит по-арабски, — пояснила Юко. — Очень чисто.
Тот же голос произнес по-русски:
— Эй вы, шайтаны безродные! Кто еще жив, выползайте из нор. Предупреждаю, один выстрел в нашу сторону — вырежу всех до одного. Сдавшимся в плен обещаю сохранить жизнь.
Следом, как самый веский аргумент в переговорах, ударил крупнокалиберный пулемет. Рой стальных пчел с воем прошел над кишлаком.
Как по сигналу, на макушке холма слева появились ростовые мишени. Прыгая, покатились вниз.
«Два отделения», — прикинул на глазок Максимов.
— Девчонки, живо в укрытие! — Он указал на низкую землянку с полузаваленным входом. — Лежать без звука, что бы ни случилось, — послал он им вслед.
Прячась в развалинах, пробрался к краю кишлака. На единственной дороге, входящей в ущелье, стояли три БТРа. Десант уже спрыгнул с брони и залег по обе стороны дороги. На головной машине, прямо на башне, сложив ноги по-турецки, восседал человек в светлом камуфляже.
Максимов поднес бинокль к глазам.
Из окуляра прямо на него глянуло ухмыляющееся загорелое лицо. Максимов подкрутил резкость, проверяя, не ошибся ли он. Очень знакомым показалось это лицо. Человек поднес скомканный шлемофон ко рту.
— А я тебя вижу! — раздался над ущельем его голос.
— Я тебя тоже, — прошептал Максимов.
Оглянулся. Фигурки людей, петляя по склону, уже докатились до середины. Скоро они пропадут, чтобы вынырнуть вновь уже на границе кишлака.
Максимов помедлил, набираясь куражу. Нащупал и сжал медальон на груди. Брактеат ощутимо жег пальцы.
Решившись, Максимов оттолкнул автомат. Встал во весь рост.
Приложил ладони рупором ко рту.
— Что-то капает с небес, говорит нам Слава-Бес, — прокричал он.
Человек встал на броне. На солнце блеснули линзы бинокля.
Выхлопная труба БТРа выстрелила черным дымом. Машина медленно покатила к кишлаку. Вслед за бесстрашно восседавшим на броне командиром вперед бросился его отряд.
«Славка-Бес, — усмехнулся Максимов. — Неисповедимы пути господни».
Глава тридцать девятая. Три билета в один конец
Странник
Урча и плюясь сизым дымом, БТР вкатил в кишлак. Максимов стоял посреди улочки. Автомат лежал у ног. Краем глаза следил, как умело, без суеты, скользят меж руин солдаты, беря его в кольцо. Понравилось и то, что вид у бойцов приличный, никакой партизанщины. Форма выстирана и подогнана по фигуре. Судя по лицам, не славяне.
Человек в светлом пустынном камуфляже натовского образца, как шейх на боевом слоне, восседал на башне. У него был светлый бобрик волос и загорелое до темно-красного цвета лицо. Черные очки поднял на лоб. Навел на Максимова бинокль.
Сколько его знал Максимов, Слава-Бес всегда был пижоном.
Познакомились в другой жизни, в Африке. Славку-Беса очередной раз собирались отправлять домой за мелкое военное хулиганство. Идеалом полководца Славка считал батьку Махно, что сказывалось на тактике и манере его действий. Аборигены в нем души не чаяли, такая театральная игра со смертью и наглость была им в кайф, а начальство тихо сатанело после каждой операции Славки.
Для профилактической беседы и вынесения последнего китайского предупреждения вызвали в штаб. Приютили его в казарме, где отдыхала после рейда группа спецназа. Славке досталась койка рядом с Максимовым. И трое суток подряд у всех сводило животы от смеха. Что именно говорил Славка, уже не вспомнить, а вспомнишь — не поймешь, чего тогда так ржали. В памяти осталась только Славкина присказка, с которой он выглядывал в окно, осматривая выжженное солнцем небо: «Что-то капает с небес, говорит нам Слава-Бес». Присказка еще долго гуляла по спецконтингенту военных советников после отъезда Славки на родину. После Эфиопии их пути разошлись. Доходили слухи, что Славка нашел свое счастье, став «диким гусем» где-то на Востоке.
За прошедшие годы внешне Славка мало изменился. Загрубел, сделался из ершистого жестким. Но натуры не переделать.
— Ба, какие люди! — прогорланил Славка. — Юнкер собственной персоной! Один? Без охраны?
Употребив прозвище-позывной Максимова, Славка дал понять, что Африку он не забыл.
— Без охраны.
— Точно?
— Слово даю.
Славка ощерился, показав стройный ряд зубов. Поднес ко рту шлемофон, от него шнур уходил в башню, по громкой связи отдал короткую команду на незнакомом Максимову языке.
В движениях бойцов, прочесывающих руины, сразу же пропала звериная пластика. Они расслабились и явно повеселели.
— Мои собачки, что ли, всех сожрали? — усмехаясь, поинтересовался Славка.
— Только одного. Там лежит. — Максимов кивнул на могилу Леона.
Славка спрыгнул на землю. Потянулся, охая, помял зад. Враскачку подошел к Максимову.
— Заколебала меня эта сидячая работа. Кто бы знал, как… — проворчал он. — Ну, здорово. Юнкер. — Он протянул руку. — Какими судьбами?
— В экспедицию приехал. Археолог я теперь.
Славка скользнул по нему цепким взглядом.
— Ну-ну. Только пиджака и очков тебе не хватает.
— У меня дед — профессор. Не забыл? Пристроил после увольнения.
Славка кивнул.
— Слышал, тебе в девяносто первом под зад сапогом дали?
— Фигурально выражаясь, да. В Вильнюсе одну штабную крысу в стенку впечатал. Мы на нервах сидим, готовимся всех стрелять и вешать, а он нас учить уставу вздумал. Ну, я и сорвался.
— Насмерть?
— Нет, помял просто.
— Вот именно этим ты и дискредитировал высокое звание советского офицера, — сделал вывод Славка. Посмотрел на лежащий у ног Максимова автомат.
— Не дело так с оружием обходиться. — Славка поднял автомат. — Прими пищаль, хлопчик. — Он бросил автомат в руки азиатской внешности бойцу. — Еще что есть? Или археологам только по одному стволу в руки выдают?
Максимов посмотрел за спину Славки. Бойцы разделились на группы и осматривали каждую развалюху вдоль улочки.
— Слава, пока твои абреки не швырнули гранату, я скажу. Со мной еще двое. Девчонки из экспедиции.
— Бабы — это хорошо, — усмехнулся Слава. Глаза все равно остались тревожными. — Бабы — люди глупые, они и выстрелить могут, да?
— Боюсь, да.
— Так веди, что ты встал как приклеенный!
Максимов посмотрел в глаза Славке.
— Под мою ответственность, — приложив руку к груди, пообещал Славка-Бес.
Максимов подошел к развалюхе так, чтобы в дверной проем не упала его тень.
— Карина, Юко! Выходите. Без фокусов. Это мой друг. В темноте зашуршал песок. Наружу высунулось перепачканное лицо Карины. Она прищурилась от яркого света.