Помахал рукой Карине, вынырнувшей у противоположного бортика. Встал, поддернул шорты.
— Пойду я. Действительно, перегрелся.
Максимов поднял взгляд на Черкасова. Благодушный военный пенсионер, наслаждавшийся дачной жизнью, исчез. На лице Черкасова резче проступили морщины у носа, губы плотно сжались в волевую складку.
— Когда? — тихо спросил Максимов.
— Сегодня. Вылет в двадцать три ровно, — по-военному назвал время Черкасов. — Но перед этим у меня с тобой разговор будет.
Черкасов взял с подноса яблоко, с треском надкусил. Пошел по тропинке к дому.
Над бортиком показалось лицо Карины.
— Ушел гусарский генерал? — спросила она.
— Обиделся.
— Да брось ты! Мы всю неделю друг друга подкалываем. — Карина локтями оперлась о бортик. — Если на то пошло, это я обиделась.
— На что?
— «Первое сентября — детишки в школу идут», — передразнила Черкасова Карина.
— Да брось ты, он имел в виду, что жизнь продолжается, — заступился за генерала Максимов.
— И я о том же, — подхватила Карина. — Игнат Петрович со свойственной ему тонкостью намекнул, что мне пора в Сорбонну. Обидно, что прав. Учиться надо. А то я, по сравнению с тобой, дубовая, как тот Буратино. Он букварь продал и пошел искать приключения на свою деревянную задницу, помнишь? Я поймала себя на мысли, что и половину произошедшего не могу понять не из-за того, что в голове не укладывается. — Карина пальцем постучала по лбу. — А потому, что здесь пусто.
Карину все чаще посещали здравые мысли. Впрочем, и прежняя Карина в ней еще не окончательно умерла.
— К тому же, отчим уже все проплатил, нельзя, чтобы деньги пропадали, — добавила она.
— Зря ты так о нем. Твой отчим — хороший человек.
— Плохих людей не бывает, бывают плохие отношения между людьми,
— Однако! — усмехнулся Максимов, — Сама додумалась?
— Игнат Петрович научил. Умный мужик, между прочим.
«Ах вот откуда ветер дует! — подумал Максимов, подбрасывая в руке яблоко. — Как же, пока я под капельницей валялся, у них было время спеться».
Карина, взболтнув ногами, вылезла на ботик. Села спиной к Максимову. Пригладила мокрые волосы. Закинув голову, подставила лицо солнцу.
Максимов смотрел на ее хрупкие лопатки, проступившие под загорелой кожей, и с замирающим сердцем чувствовал, как неудержимо отдаляется от него Карина.
Пережитое ими в пещере можно было воспринять как бред, игру воспаленного воображения или как реальность. Как ответишь на вопрос «что это было?», такую жизнь себе выберешь. Решишь, что бредил, растерзанный страхом, усталостью и давящей темнотой подземного мира, — раны вскоре зарубцуются, силы вернутся, и ты все забудешь и будешь жить, как жил раньше. Признаешь очевидное — что тебе выпала честь, бремя и крест воочию увидеть могилу Спящего владыки, — обратного пути в мир простых истин и земных радостей уже не будет. Тебя ждет Дорога. И бесконечное странствие по ней, дольше, чем сама жизнь.
Перемена, произошедшая с Кариной за последние дни, была настолько явной, что Максимов не сомневался, как. ответила Карина на вопрос.
Перекресток. Их разводили в стороны дороги. Каждый выбирал свою.
— Ты сегодня улетаешь, — произнесла Карина, не оглянувшись.
Максимов в который раз обратил внимание, что у нее появилась характерная особенность говорить о возможном ближайшем будущем так, словно оно уже стало реальностью.
— Да. Работа на благо общего дела закончена. Надо заняться личными проблемами.
В этот момент Максимов чистил яблоко и с удовлетворением отметил в пальцах прежнюю силу и точность. Нож двигался уверенно, тонкой спиралью срезая кожуру,
— Я только что позвонила отчиму и попросила прислать за мной самолет. Решила сделать приятное человеку.
— И как он это воспринял?
— Обрадовался, хотя и пытался это скрыть. — Карина вздохнула. — Так обрадовался, что летит сам. К полуночи будет здесь.
Карина окунула ладони в воду, смочила лицо и грудь.
— А теперь иди, Максим. Мне выплакаться надо. Ты добрый. Утешать начнешь. И все испортишь. Иди в дом. Я пореву, потом поплаваю. Позагораю немного. И приду.
К ужину спустился один Максимов. Карина осталась наверху, в спальне.
Черкасов встретил его появление ироническим взглядом.
— Да, ребята, качественно вы прощаетесь, ничего не скажешь, — произнес он, разглядывая Максимова. — Не смущайся, дело молодое. Вот я в твои годы тоже в госпиталь попал. Три дня поболел и больше не смог. Кругом медсестрички молоденькие бегают, аж глаза разбегаются. Пришла одна делать укол соседу. А у самой халатик чуть длиннее карманов. Наклонилась она… — Черкасов затаил дыхание, изображая немой восторг. — Я глянул на такое чудо природы — и чую, что выздоровел. Все болячки как корова слизнула, в момент. И без всяких лекарств, заметь!
Максимов сел за стол, развернул на коленях салфетку.
— Надеюсь, не в тот же день на службу вернулись? — поинтересовался Максимов.
— Да какое там! — махнул рукой Черкасов. — Я еще две недели в госпитале здоровья набирался. Пока не выперли за нарушение режима. Ты бы видел, как они меня провожали. Как вспомню, так плакать хочется. Черкасов повернулся к прислуге.
— Ступай, братец, мы сами управимся. — Он обратился к Максимову. — Никак в толк не возьму, как можно есть, когда голодный человек у тебя за спиной стоит.
— Ну, в Москве этому быстро обучат.
Черкасов прислушался к себе, потом покачал головой.
— Вряд ли. Старого коня новым трюкам не обучишь. Его задача — борозды не портить.
Он оглянулся на запертую дверь. Достал из-под скатерти папку, передал Максимову.
— Оцени мой скромный вклад в общее дело.
Максимов раскрыл папку, а Черкасов тем временем принялся срезать толстые ломти с запеченной кабаньей ноги.
В папке Максимов нашел детальную схему обширного поместья с указанием каждой постройки и ее назначения, поэтажный план особняка со схемой системы безопасности. Мимоходом отметил, что позволить себе такую систему может только богатый человек, знающий себе цену. На отдельном листе было напечатан распорядок жизни в усадьбе с точной привязкой каждого ее обитателя к помещению, в котором он находился в то или иное время суток. Составить подобное мог только тот, кто не один день провел в поместье и обладал навыками разведчика.
Максимов положил папку на соседний стул.
— И где этот Эдем находится? — спросил он.
— В Испании. — Черкасов сосредоточенно продолжил резать мясо. — Навигатор просил узнать, нет ли у тебя желания туда смотаться?
— Когда? — Максимов уже начал догадываться, кому принадлежит усадьба.
— Тянуть, как сам понимаешь, нельзя. Информация устареет.
Максимов неотрывно смотрел, как течет сок из-под ножа Черкасова, и пытался вычислить, откуда пришла информация о местонахождении Винера.
«Либо Эрика, либо Юко. Других прямых выходов на Винера у нас не было. Юко сгинула в черной воде подземной реки. Остается Эрика. Но тогда Черкасов никогда бы не упомянул о своем вкладе в общее дело. Неужели Юко жива?»
— Что ты на меня так смотришь? — Черкасов положил на тарелку Максимова сочащийся соком кусок мяса. — За неделю я даже со статуи Будды показания сниму.
— Как вы ее нашли? — спросил Максимов. Черкасов положил кусок себе, устроился поудобнее, взял наизготовку нож и вилку.
— Ну, настоящую Юко, не к столу будет сказано, нашли по запаху в заброшенном канализационном колодце. Другая объявилась сама. Район так прочесывали, что даже мышей полевых отлавливали. А хромоножку в камуфляже не заметить — совсем слепым надо быть. Хорошо, что на моих людей нарвалась. Хозяйские абреки так там лютовали, что трахнули бы ее до смерти и не посмотрели, что у нее вся рожа заплыла и глаз вытек.
Черкасов насадил на вилку кусочек, отправил в рот.
Прожевал.
— А мясцо ничего. Так что ты решил?
Максимов налил себе минеральной воды. Сделал несколько глотков, отставил стакан. Черкасов ждал ответа.