Удар слева, удар справа. Открытой ладонью одной руки. Открытой ладонью другой руки. С длинными, демонстративными замахами. Мои щеки отяжелели сразу же вслед за ударами, скатились затем вниз и загорелись уже после, через секунды, через мгновения — недолгие, скорые — изматывающе и больно…
Настя добавила мне еще кулачком по носу и коленкой чуть выше паха — сохраняла, не отдавая в том, верно, себе отчета, дорогой для себя и любимый, наверное, ею и востребуемый в настоящий момент с особой яркостью и с особым пристрастием принадлежащий мне и предназначенный всего-то лишь для секса и для мочеиспускания орган…
— Мы же равные. — Настя щерилась, и очень эротично кстати, и едва сдерживала себя — я видел, а если и не видел, то чувствовал — это наверняка, — чтобы не кинуть с силой и скоростью свои зубы к моей шее и не высосать из меня за такие мои обидные и оскорбительные слова всю мою молодую, бурлящую, душистую, деликатесную кровь без какого-либо остатка. — Мы единственные! Мы избранные! Мы предназначены для власти и наслаждения! Мы из расы господ! Мы знаем и умеем больше, чем все остальные люди на этой земле, чем подавляющее большинство проживающих на этой земле женщин и мужчин, детей и гермафродитов, а также даунов, дебилов, олигофренов и микроцефалов!.. И мы… мы беззаветно и самозабвенно хотим друг друга! Наш секс — это секс гигантов! Это секс Правителей мира! Это секс, своей энергией заставляющий нашу Землю быстрее вертеться! Так зачем же и отчего же нам именно сейчас с тобой расставаться?! Это неправильно! Это преступно!.. Зачем?! Отчего?!.
— Я требую от жизни беспокойства и неразрешимых проблем! Я страдаю без неутолимого неудовлетворения и необратимых лишений! Я пробую идти в сторону страха! Я хочу доказать себе, что в жизни ничто не имеет никакого значения и что вместе с тем, одновременно, все, что в этой жизни нас всех окружает, все без всякого исключения, имеет тем не менее значение бесконечное и непреходящее! — Я гордо, оптимистично, и благородно, и немного азартно, и совсем чуточку гневно — я аккуратно и внимательно следил за каждым своим движением, я любовался собой, я упивался собой — вскинул голову и вытянул вперед подбородок. А когда я еще развел в завершение всего, вроде как демонстрируя девушке Насте силу и мудрость сказанных мною слов, в разные стороны руки, я стал удивительно напоминать себе Иисуса Христа в момент прочтения им известной Нагорной проповеди…
Скоро, совсем скоро меня приколотят ржавыми гвоздями к скрипучему кресту — я слышал уже в ушах особый, насыщенный деревянно-утробно-желудочно-металлическим звоном голгофский ветер — скоро, совсем скоро я буду страдать, терпеть и другим велеть…
Я обниму мир и отдам его людям, но уже другой мир, уже измененный. Мой крест — это крест всего сущего… Я приму боль за всех тех, кто даже и не догадывается вовсе о том, что я был, и о том, что я есть. Я научу людей любить вечное. Я помогу им стать истинными хозяевами самих себя…
Я, Я, Я, Я…
Лик мой светился, а тело мое пело от переизбытка силы и счастья…
Я не стоял перед девушкой Настей, упершись коленями в диван по обе стороны ее растопыренных ног, я висел над девушкой Настей, я летал над девушкой Настей, я парил над девушкой Настей…
— Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут им. Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят его… Царствие Божие внутри нас… внутри нас… внутри нас… внутри нас…
Я любил себя. Я наслаждался собой. Я восхищался собой. Я был могуч и всемогущ. Я был красив и сексапилен. Я был спортивен и строен. Я был богато и стильно одет. Я был безукоризненно и дорого пострижен…
Я смеялся.
Я хохотал так, как давно уже не хохотал в своей жизни.
Я развлекался.
Я духарился…
Бедная Настя, стянув вперед плечи и подобрав под себя ноги, смотрела на меня снизу вверх со страхом, умилением и почтением…
— Но зачем все-таки? И отчего все-таки? — едва слышно прошептала она, когда я уже замолк и успел приземлиться. Из ее рта вышмыгнуло застенчиво облачко пара — Настя полыхала изнутри, видимо, испепеляющим пламенем горечи. (А откуда еще в теплую московскую пору у ее рта могло взяться облачко пара?)