Во-первых, вследствие своего экспансионистского характера, капитализм нынче достиг пределов своего распространения. Дальше двигаться некуда. Нет больше свободных и незанятых пространств – все уже либо покорены, либо оставлены за ненадобностью и практической бесполезностью. Отчасти, для того чтобы компенсировать утрату скоростей, система пытается создавать рынки на пустом месте. В качестве яркой иллюстрации может быть приведена торговля деривативами, но есть и иные, столь же надуманные мероприятия, хотя представляю, как будут злы на меня их адепты.
Это же касается и новшеств, что было вскользь отмечено выше. Для многих уже давно не является секретом тот факт, что товары, располагающиеся в одной нише, сегодня ничем, кроме бренда, друг от друга не отличаются. Гонка, следовательно, перемещается на уровень, скорее, обёртки, чем содержания. Я не хочу тут утверждать, что созидательный пыл капитализма иссяк, но, по крайней мере, для последнего времени это так.
Неразличимость вообще является отличительной чертой нынешнего состояния системы. Конкуренция, в том виде, в котором она была внедрена в сознание людей на первых этапах функционирования капитализма, сегодня малопрактична. В том смысле, что структура не способна создать такое количество ниш и подкатегорий, которое бы было в состоянии включить в себя всех желающих. Отсюда стремление не быть, а казаться. Достаточно произвести видимость разнообразия, а не его само, с тем, чтобы всё продолжало работать. Самое забавное состоит в том, что люди, похоже, верят привычным догматам о творческой силе и новаторском духе, не замечая при этом, что подлинных отличий почти не осталось.
Это подводит нас к следующей особенности современного положения. Во-вторых, капитализм потерял, по сути, свои местные черты. И если раньше можно было на полном серьёзе говорить о, скажем, европейском и американском стиле ведения дел, то теперь это почти бессмысленно. Несмотря на то, что я не включил в эту главу раздела о глобализации по соображениям, скорее, практического характера, она играет крайне важную роль в том, как сегодня выглядит мир.
Глобализация по самой своей природе имеет универсальные претензии на всеохватность. Конечно, отчасти капитализм и создаёт её и ею отныне руководствуется, но проблема состоит в другом. Распространяя по свету одинаковые способы производства, распределения и потребления она выравнивает рынки и создаёт единое поле для всех заинтересованных сторон.
Много слов – и хвалебных, и осуждающих – сказано в отношении сетей быстрого питания, но все они хорошо показывают, что происходит в реальности. Неважно, где вы находитесь, какой у вас статус или, скажем, сколько вы весите, существенно лишь то, чтобы у вас хватило наличности для оплаты соответствующего продукта, который всюду одинаков. Не стоит обольщаться по поводу того, что подобные гиганты пищевой индустрии пытаются подладиться под вкусы и запросы местных гастрономических предпочтений, это только видимость, тем более весьма поверхностная.
На глубинных уровнях заметна явная тенденция к гомогенизации и тотальному выравниванию всех потребителей Земли. Можно, разумеется, не соглашаться с тем, что наступил конец истории, но предположение объективно срабатывает тогда, когда мы смотрим на жителей планеты и стараемся сравнить их между собой. Тот начальный импульс желания обладать тем же, что уже имеет сосед, развернулся в глобальном масштабе.
Мне лично хотелось бы верить в то, что глобализация позволит – а она способна на это – быть каждому уникальным, но в том-то и дело, что она обладает открытым концом, и пока осуществляется вариант полного и всеохватного тождества. Сейчас ещё ничего не завершено, но сам по себе капитализм является весьма узкой системой, с прозрачными и достижимыми целями, и именно он выступает главной опасностью для тех, кто противится универсализации, у которой, между прочим, имеются и положительные стороны. Как бы там ни было, но движение в пользу выравнивания очевидно. Опять же воздержусь от оценок, но замечу лишь то, что нынешнее разнообразие, скорее, мнимое, чем явное, более поверхностное, чем глубинное.
В-третьих, хотя об этом не очень охота говорить, современный капитализм стал почти исключительно финансовым. Это означает, что сегодня все важные для его функционирования дела проворачиваются в сфере денег, но не, скажем, строительства. Не надо думать, будто прежде система была более созидательна, и ей не требовались специальные средства и фонды для своего выживания. Купюры ценились всегда. Но сегодня они подавляют своей логикой все сферы экономики.