Далее. Единство знаний о мире позволяет людям чувствовать своё общее социальное бытие. У разных народов существует множество шуток как о самих себе, так и о своих соседях, часто понятных исключительно их членам. В этом смысле коллективная память удерживает людей вместе, не давая поводов для разрыва. Вообще говоря, крайне удобно быть осведомлённым о том же, что и, пусть даже незнакомый, человек на улице. Вам всегда будет просто подойти к нему и получить нечто ценное, будь то информация или услуга, просто потому, что вы владеете сходными данными о мире. Поэтому можно смело утверждать то, что опыт объединяет, причём совершенно неважно, является ли он вашим личным достоянием или же усвоен вами опосредованно.
Впрочем, самым существенным вопросом в функционировании и работе памяти выступает способ и место её хранения. Подобная проблема способна свести с ума любого, кто к ней подступается. Ведь если просто заявить о том, что вместилищами коллективного опыта являются люди, то получается, что при исчезновении кого-либо общая картина меняется, что явно противоречит действительности. Кроме того такой подход демонстрирует излишнюю ригидность, не свойственную обществу как таковому.
Я склоняюсь к мысли о том, что у групповой памяти нет никакого особого места удержания. Во многом это похоже на то, что принято называть мемами. Мнения и соображения перетекают от человека к человеку, не задерживаясь в каком-либо конкретном индивиде для того, чтобы сохранить себя. В этом плане совершенно неважно, какова общая конфигурация членов социума – всё равно, их опыт не подвергнется трансформации при изменении структуры. Это, кстати, позволяет транслировать знания относительно безболезненно и, главное, без серьёзных разрывов от одного поколения к другому, а также между ними.
Кроме того во всяком обществе всегда есть материальная составляющая единого для всех его членов наследия. Улицы, дома, произведения искусства, заводы, транспортные среда и т.п. хранят в себе и самим фактом своего присутствия опыт прошлых поколений. Обычно забывают о том, что нам не нужно всякий раз вновь создавать своё окружение – оно всегда уже дано. Но эта данность не любая, а не конкретная. Если на заборе написано что-то, то это значит, что другого он не говорит. Можно, конечно, подойти и изменить смысл начертанного, но в таком случае вы всего лишь передадите последующим читателям, в свою очередь, определённое послание.
К тому же нельзя забывать о способе, которым мы пользуемся при расшифровке сообщений, пришедших к нам из прошлого. Всё описывается некоторым, но не иным методом. Скажем, жесты в разных странах нередко означают противоположные мысли. Механизм считывания также составляет часть памяти, как и многое другое. И он опять же заставляет нас чувствовать единство с окружающими.
И последнее, но не по значимости. При передаче информации всегда возможны помехи и возмущения. Избежать их нелегко даже в случае с отдельными людьми, в ситуации же с социумом они неизбежны. Поэтому память группы должна учитывать данный фактор и транслироваться так, чтобы снизить до минимума потенциальный от них вред. Как правило, это осуществляется с помощью создания диапазона, в рамках которого, пусть и несколько различный, опыт приемлем и воспринимается как общий. Но, конечно, полностью предотвратить потери нельзя. В этом смысле память, как и сам коллектив, есть нечто плавающее, динамичное, но не стоящее в бухте и статичное. Возвращаясь к примеру с девятым мая, нужно отметить, что для разных поколений знания о тех событиях не сводимы друг к другу. И если для фронтовиков это боль, страх, лишения и т.д., то для более молодых – это надежда, сострадание, гордость и щемящее чувство благодарности, которую никак не выскажешь.
Собственно говоря, память только так и может функционировать – постоянно переходя из одних состояний в другие. Да, мы все осведомлены об одинаковых событиях, но наши знания различаются как в деталях, так и кардинально. Но иначе, учитывая необходимость трансляции, невозможно. Даже в рамках одного поколения это почти нереализуемо. В конце концов, мы смотрим на мир своими глазами и нередко терпим неудачу при попытках передать свои чувства, переживания и мысли окружающим. Что уж говорить о сложной механике межпоколенческого взаимодействия!
Прояснив для себя моторику памяти нам теперь необходимо обратиться к вопросу о том, насколько и как разный по продолжительности опыт влияет на социум, его хранящий. Позвольте для начала одну иллюстрацию. Однажды, рассматривая со своими студентами проблему смысла жизни, я придумал следующий пример. Представьте себе, что наше существование измеряется с помощью силы и интенсивности чувств, которые мы испытаем на его протяжении. В таком случае абсцисса графика – это годы или иные промежутки времени, а ордината – собственно эмоции, причём неважно отрицательные или положительные, существенна лишь их абсолютная величина. К концу нашего пребывания на Земле мы суммируем все показания на вертикальной шкале и делаем вывод – стоило ли всё это того, чтобы стараться, или нет. К чему я веду?
Общества могут, естественно, проживать довольно продолжительное время, однако это не уберегает их от скудости опыта. Если окружающая обстановка или внутренние течения остаются стабильными долго, то память окажется крайне узкой и поместит в себе незначительное число деталей. В противоположность такому сюжету социум, имеющий пусть и краткое существование, но насыщенное событиями, наоборот, будет иметь весьма значительный запас знаний. Поэтому дальше я буду говорить не о годах, но об их содержимом. В конце концов, нас здесь интересуют не столько числа лет, сколько цифры объёма информации.
Выше я предложил разделить все общества на три группы. Первая представляет собой коллектив, умудрённый серьёзным опытом. Вторая включает в себя социумы на пороге своего обогащения знаниями. И, наконец, третья состоит из всех оставшихся, т.е. обладающих каким-то средним уровнем объёма информации.
Какое значение имеет возраст? Никто не станет спорить с тем, что в зависимости от прожитых лет всякий из нас может быть причислен к определённой категории лиц, владеющей или, напротив, демонстрирующей отсутствие тех или иных знаний и умений. Мы всегда неявно предполагаем, что старик обладает опытом, позволяющим ему давать советы более молодым. Другой пример – девушка, ещё плохо разбирающаяся в мужчинах, как нам кажется, будет более податлива на уговоры и ухаживания.
В отношении обществ возраст – это показатель того, существует ли уже сложившаяся структура взаимодействий между его членами или нет. И, конечно, в плане памяти – это метка о том, имеется ли узаконенный и принятый всеми механизм передачи знаний. Теперь, имея в виду выше озвученную поправку на масштаб опыта, мы можем приступить к рассмотрению указанных групп.
Старые социумы, как предполагается, обладают солидным запасом знаний, а, значит, имеют в своём распоряжении разные стратегии их передачи. По понятным причинам последняя происходит, как правило, безболезненно и наиболее оптимальным способом с минимальными потерями и искажениями. Члены таких коллективов разделяют единый для всех взгляд на мир, но что важнее – у них есть инструменты и аппарат для того, чтобы объяснить почти всё, с чем они могут столкнуться, а, следовательно, спрогнозировать будущее в некоторых заданных границах.
Подобный тип групп принято называть традиционными обществами, но это не совсем верно. На самом деле в таком качестве могут выступать довольно молодые социальные образования, успевшие за свой недолгий век обзавестись достаточным количеством знаний для достижения состояния стабильности и прочности своего существования. С другой стороны, такие коллективы обычно ригидны просто потому, что берегут собственное спокойствие.
Впрочем, не всё так радужно. Как известно, многие знания – многие печали. Выше, говоря о свободе, я указал на то, что её, по сути, не существует. Такие общества страдают иллюзией всемогущества и всепонимания, что часто противоречит реальному положению дел. Некая самоуспокоенность может дорого обойтись в случае неожиданных событий, не испытанных прежде. Так, например, западная культура явно испытывает пресыщенность, но тут изобилие мнимое, больше напоминающее состояние транса.