Если индивид отождествляется с участью или жизненной ситуацией другого, он может добровольно помогать ему или демонстрировать церемониальное внимание к нему; в первом случае исследователь имеет дело со знаками солидарности, во втором — с ее символами. На такие знаки и символы заботы о другом обычно отвечают взаимностью, так как человек, которому оказывают подобного рода поддержку, обычно оказывает поддержку в ответ. Поэтому в результате происходит обмен желаемыми вещами, и, если отношения эгалитарны, этот обмен зачастую хорошо сбалансирован[435]. Однако, с аналитической точки зрения, этот двусторонний трансфер или то, что можно было бы назвать социальным обменом, существенно отличается от экономического обмена. Для экономического обмена характерно предварительное соглашение о предмете обмена, но оно может быть разрушительным для социального обмена, поскольку то, что может быть явной целью в первом случае, во втором должно быть лишь побочным следствием. Человека, нарушившего условия экономического обмена, можно заставить выплатить то, что он должен; человека, не ответившего на одолжение или жест внимания, часто можно лишь пристыдить и с раздражением исключить из обмена. (Если оскорбленная сторона захочет предпринять более прямое действие, она часто будет скрывать реальную причину своего недовольства и намекать на иное оскорбление, которому можно придать юридическо-экономическую форму, что позволяет защитить обе системы координат.) За переданное в ходе обмена сразу же нужно платить, как и за возможность отложенного платежа; но хотя социальное одолжение должно возвращаться, когда отношения того требуют, его нужно возвращать, только если отношения того требуют, то есть когда предполагаемый реципиент нуждается в одолжении или когда, согласно принятым ритуалам, ему следует оказать церемониальное внимание. В социальном обмене главное — стабилизация отношений, и серьезное одолжение, предоставленное одним человеком, должно быть адекватно сбалансировано другим при помощи чисто церемониального жеста, так как оба действия в равной мере могут свидетельствовать о надлежащем внимании к другому[436]. В экономических обменах, напротив, никакие благодарности сами по себе не смогут удовлетворить дающего; он должен получить в ответ что-то, обладающее эквивалентной материальной ценностью. Обычно экономические требования к другому могут быть проданы третьему лицу, которое тогда получает право предъявлять эти требования, но требования, касающиеся выражений и знаков солидарности со стороны другого, могут передаваться третьему лицу только с большими ограничениями, как в случае рекомендательных писем. Поэтому в том, что касается притязаний на кооперацию со стороны другого, мы должны различать экономические платежи и социальные платежи.
Различие между экономическими платежами и социальными прекрасно иллюстрируется двояким использованием денег в Центральной больнице. Плата, которую пациенты получали за мытье машин, составляла значительную долю стоимости этой работы вовне и часто осмыслялась исключительно в денежных категориях, как часть рыночной системы. Так, одной из привилегий работы в больнице для некоторых сотрудников была возможность дешево помыть машину. Однако деньги также использовались чисто ритуальным способом. Пациент, работавший на сотрудника, ожидал, что ему будут время от времени давать четвертак не в качестве приемлемой рыночной платы за какую-либо услугу, а лишь как выражение признательности. Также пациенты иногда не просто покупали своему другу прохладительный напиток в буфете, но и давали ему пять или десять центов по своей собственной инициативе, говоря: «Вот, купи себе колу». Подобно чаевым, такие награды обычно можно было ожидать, но не требовать; ими измерялась ценность отношений, а не меновая стоимость выполненной работы.
В любом общественном учреждении между теми или иными группами членов возникают узы солидарности. Дома и в кругу друзей некоторые из таких уз могут специально предписываться как элемент практик первичного приспособления членов. В других случаях, например в не очень обязательных компаниях, складывающихся в некоторых коммерческих офисах в нерабочее время, первичное приспособление будет предполагать возможность решать, участвовать или нет в этих структурах. Но во многих случаях эти узы функционируют как часть подпольной жизни учреждения. Это происходит двояко. Во-первых, чисто эмоциональная поддержка и чувство личной привязанности, вырастающее из нее, могут не предусматриваться официальным устройством организации. Пожалуй, самым заметным проявлением этого являются так называемые служебные романы или, как говорят в больнице, «психушечные романы», поскольку такие связи, как отмечалось выше, могут отнимать много времени у их участников, поглощая большую часть мира, в котором они живут. Во-вторых, что еще важнее, эти подструктуры могут становиться основаниями как для экономических, так и для социальных обменов, которые приводят к несанкционированному обороту товаров и услуг. Следовательно, чтобы понять роль социальных обменов в Центральной больнице, следует проанализировать имеющиеся там типы солидарности.
435
Обсуждение проблемы реципрокности можно найти в:
436
Одна из интересных дилемм социального обмена заключается в том, что в эгалитарных отношениях неспособность отдать подходящий эквивалент того, что было получено от другого, считается свидетельством пренебрежения отношениями и дурного нрава; при этом открытая попытка отдать точный эквивалент того, что было получено, или потребовать точный эквивалент того, что было дано, нарушает подразумеваемые условия деятельности и переводит вопрос в экономический план. Каким-то образом следует получать эквивалент того, что отдается, и одновременно это должно быть непреднамеренным следствием свободной поддержки, оказываемой другим и другими.