Описывая практики вторичного приспособления пациентов Центральной больницы, я попытался предложить понятия, с помощью которых можно было бы описывать практики вторичного приспособления и в других учреждениях. Единица описания определялась интересами сравнительного анализа, а не повествования. В результате, для облегчения сортировки, поток активности пациентов Центральной больницы был поделен на мелкие и грубые фрагменты. Поэтому может сложиться впечатление, что на протяжении дня пациенты спорадически предавались ребяческим шалостям и предпринимали отчаянные попытки поправить свое положение и что нет никакого противоречия между этой достойной сожаления картиной и нашими традиционными представлениями о «больных» пациентах психиатрических больниц. Поэтому я хочу подчеркнуть, что в действительности почти все практики вторичного приспособления, о которых я рассказал, осуществлялись пациентами со взвешенной, трезвой решимостью, достаточной, при понимании всего контекста, чтобы посторонний мог чувствовать себя непринужденно в сообществе, которое гораздо больше похоже на другие известные ему сообщества, нежели отличается от них. Согласно избитому клише, между нормальными людьми и психически больными нельзя провести четкую границу; скорее, существует континуум с примерным гражданином на одной стороне и полностью психически больным человеком на другой. Я должен сказать, что после акклиматизации в психиатрической больнице идея континуума кажется чересчур самонадеянной. Сообщество есть сообщество. Насколько странным оно выглядит для тех, кто в него не входит, настолько же естественным оно кажется тем, кто в нем живет, даже если оно им не нравится. Система взаимоотношений между пациентами не находится на одной из сторон какого бы то ни было континуума; скорее, она представляет собой одну из форм человеческой ассоциации, которую, без сомнения, необходимо избегать, но которую исследователь должен задокументировать и занести в архив наряду с другими обнаруженными им видами ассоциации.
Заключение
В любом общественном учреждении существуют официальные ожидания относительно того, что их члены обязаны делать для учреждения. Даже когда перед ними не стоит ни какой конкретной задачи, как в некоторых случаях работы ночного сторожа, организация будет требовать определенной осознанности, определенной осведомленности о текущей ситуации и определенной готовности к неожиданным событиям; в той мере, в которой учреждение требует, чтобы его члены не спали на работе, оно просит их быть бдительными в отношении определенных вещей. Если же сон ожидается, как, например, дома или в гостинице, тогда будут существовать ограничения относительно того, где, когда и с кем можно спать, и как можно вести себя в постели[467]. И за этими требованиями к индивиду, большими или малыми, будут скрываться обширные имплицитные представления руководства учреждения о том, каким должен быть индивид, чтобы он соответствовал этим требованиям.
Посмотрев на любое общественное учреждение, мы обнаружим противодействие первому моменту: его члены будут тем или иным образом отказываться принимать официальное представление о том, что они должны давать и получать от организации, а также стоящие за этим представления о себе и мире, с которыми они должны соглашаться. Там, где ждут энтузиазма, будет апатия, где ждут лояльности — безучастие, где ждут присутствия — абсентеизм, где ждут здоровья — то или иное недомогание, где нужно действовать — разные формы бездействия. Мы обнаружим множество непримечательных мелких историй, каждая из которых по-своему являет собой пример борьбы за свободу. Всюду, где появляются миры, возникает и подпольная жизнь.
Изучение подпольной жизни в ограничительных тотальных институтах представляет особый интерес. Когда существование сводится к минимуму, мы получаем возможность узнать, что предпринимают люди, чтобы сделать свою жизнь более полной. Заначки, средства транспортировки, свободные места, территории, ресурсы экономического и социального обмена — все это, по-видимому, является минимальными требованиями для устройства жизни. Обычно эти условия считаются само собой разумеющейся частью практик первичного приспособления; видя, как их выводят за пределы официальной жизни при помощи торга, смекалки, силы и хитрости, мы можем по-новому оценить их значение. Изучение тотальных институтов также показывает, что у формальных организаций есть стандартные уязвимые места вроде складских помещений, лазаретов, кухонь или мест для сложного технического труда. Это сырые углы, в которых прорастают и начинают заражать учреждение практики вторичного приспособления.
467
Когда в Европе XV века людям, путешествовавшим на каретах, нужно было делить с незнакомцем кровать на постоялом дворе, они могли почерпнуть правила подобающего поведения в постели из куртуазной литературы. См.: